Фермеры заперли Фэйт в соседском амбаре – от их собственного остался лишь дымящийся пепел. Вести ее в городской суд они не хотели, потому что губернатор запретил процессы над ведьмами. Они сами судили пленницу и признали виновной. И сами же собирались стать палачами.

Настало воскресенье, и они потащили ее в цепях к озеру. Было раннее утро, стелился туман, на небе сквозь облака прорывались разноцветные полосы. Мужчины взвинчивали себя собственной жестокостью и болезненным воображением, уверившись, что изловили служанку дьявола, а не тринадцатилетнюю девчонку, молившую сохранить ей жизнь, пока она не осознала бесполезность всех просьб. Теперь Фэйт читала задом наперед заклинание из спрятанной в плаще «Книги ворона», чудесной книги, написанной одной женщиной, чтобы помочь другим спасти себя, – тем, кого покупали и продавали, кто не имел голоса и был вынужден вести тайную жизнь, но знал слова самой могущественной магии. Фэйт поклялась, что прекратит заниматься зловещей черной магией, но сейчас прибегла к ней. Она была опутана цепями, поэтому заклятие не могло нанести большого вреда, но все же глотки мужчин сдавило, и когда они пытались говорить, только хрюкали, как свиньи. Казалось, и их руки меняются, словно вместо ногтей у них выросли когти. Это было заклятие зверя, когда в человеке проявляется то, что скрыто внутри, и если там одна темнота, то ее способна выявить лишь черная магия.

Фермеры, братья Гарольд и Джейкоб Хопвуды, были жестокими людьми, чья звериная сущность выходила наружу после выпивки, а пили они всю ночь. Их амбар сгорел, и требовалось назначить кого-то козлом отпущения, утопить женщину – и пусть Бог будет им судьей. Братья приволокли Фэйт к глубокому, как конец света, озеру, в водах которого когда-то проверяли и ее мать – ведьма она или нет. В озеро не заходили ни мужчина, ни женщина, ни ребенок: оно считалось проклятым, в заросшей камышом воде плавали пиявки, а лилии цеплялись к черным водорослям, которые, казалось, тянулись вниз до самой преисподней.

Братья несли стул, к которому привязали Фэйт, чьи руки были скованы железом – цепями, которыми фермеры стреноживали коров. Они были готовы избавиться от пленницы, считая, что она приносит несчастье, и боялись, хотя она была еще совсем девчонкой. Ее отправили плыть, словно на лодке, оттолкнув от берега. Закон и судьи для братьев ничего не значили – на своей земле они вершили собственное правосудие. Хопвуды промокли и замерзли, к тому же им по-прежнему сдавливало горло. Что сделано, того не воротишь, они уповали на Божью волю – и все же страх пробирал их до костей, словно они вдруг стали хрупкими, как ветки, и могли легко сломаться, обратившись в горстку пыли.

Всплыл черный плащ, а потом этот темный цветок стал постепенно исчезать, погружаясь в воду. Лицо Фэйт белело, как лилия. Девочка вспомнила видение в гостиной Мод Карди в Бруклине, когда она оказалась под водой и готовилась попасть в ад. Она знала, что все так, как она предвидела: темная вода устремляется внутрь, и льются ее слезы, слезы ведьмы, которые обжигают, словно огонь.

Когда Мария слезла с дерева и встала на траву, она заметила дюжину ворон, круживших в небе. День был солнечный, и она увидела в отдалении синее пятно озера. Не сказав ни слова, Мария побежала. Самуэль Диас окликнул ее, но она не остановилась, и он припустил следом через лес, продираясь через заросли ежевики и не зная, куда бежит. Мария неслась впереди, и когда он смотрел сквозь деревья, казалось, что она летит, не задевая их, при том что ему приходилось на бегу с бранью уклоняться от веток и пней.

На берегу Мария увидела мужчин и сразу поняла, что именно они похитили ее дочь. Металл, веревки, огонь, вода. Она разглядела длинные рыжие волосы на накидке одного из братьев Хопвуд, заметила ауру несчастья – темную пепельную тень. Мария уже почти настигла их, но споткнулась о книгу, лежавшую на тропинке. Она держала в руках «Книгу ворона», открытую на заклинании защиты от нападения, помогавшем держать недруга на расстоянии. Мария тотчас же начала читать это заклинание – и, когда она говорила, ветви качались, а листья падали, делая воду зеленой. Она не могла замолчать, она должна была продолжать, пока не удастся отогнать этих негодяев. Запахло паленым, братьев стало жечь огнем, но они еще дальше зашли в воду, толкая стул перед собой.

И тогда Мария услышала треск жука-точильщика, становившийся все громче и отдававшийся эхом. Она читала заклинание все быстрее, пока ее губы не начали гореть. Она не потеряет Фэйт в третий раз. Когда братьев припекло еще сильнее, они обернулись и увидели Марию. Позже они клялись, что она парила в воздухе, оторвавшись от земли. Братья знали, что они прокляты и превратились в носящих обувь пиявок, забывших свои имена. Неотрывно глядя на ведьму на берегу, которая околдовывала их, они отпустили стул. Стул тонул посреди озера, и вода была такого зеленого цвета, что казалась травой. Рыжие волосы Фэйт цвета крови и разорванного на куски сердца все еще плавали на поверхности.

В это мгновение Самуэль добежал до кромки воды, сбросив с плеч плащ и чуть не споткнувшись, когда стаскивал с ног башмаки. Братья Хопвуд пытались его остановить, когда он пробегал мимо, возможно, думая, что это сам дьявол и они должны на него напасть. Но Мария по-прежнему держала в руках книгу по магии и сделала так, что злодеи больше не смогли принести вреда. Братья словно приросли к месту, не в состоянии двигаться, по пояс в воде, все еще убежденные, что горят. Вода была такой мутной, что казалась не зеленой, а черной, увидеть в ней что-либо было невозможно. На мгновение Мария перестала читать заклинание: и Фэйт, и Самуэль исчезли из вида. В наступившей тишине братья чуть не затоптали друг друга, выбежав на берег: они устремились в лес, прочь от этого места, в страхе за свою жизнь, отчаянно желая убраться как можно дальше, словно для проклятия расстояние имело значение.

Самуэль всплыл на поверхность, потом нырнул снова. Он был умелым пловцом, но в илистом озере двигаться под водой приходилось на ощупь. Под ним проплыло темное создание, огромный угорь, которого Самуэль едва видел, но угорь подтолкнул Фэйт вверх, и Диас сумел схватить девочку за плащ и вытащить из цепей, которыми она была привязана к деревянному стулу. Когда Самуэль попытался выплыть, он обнаружил, что его не пускают водоросли, опутав ногу сверху до самой лодыжки. Он попал в ловушку, но как-то умудрился вытолкнуть Фэйт наверх и видел, как она поднимается на поверхность в бликах солнечного света, пронизывавшего мутную воду.

Самуэль понимал, что тонет. Его нога застряла, как он ни пытался высвободиться. Он двигал руками, не сдаваясь, но это не помогало. Прежде ему случалось видеть, как тонут другие люди, падавшие с корабельных снастей или во хмелю прыгнувшие за борт и унесенные течением. Он всегда размышлял, каково это, когда тебя охватывает вода; происходит ли при этом борьба или ты скорее погружаешься в сон. Ему уже было нечем дышать, сердце останавливалось. Вспомнилась Мария на причале в Кюрасао и как он в нее влюбился, хотя от боли тогда его скрючило вдвое.

Теперь от давления воды он ощущал еще более острую боль в груди – она зарождалась в сердце, обжигала руку, горло и голову. Оставалась лишь одна мысль – о Марии, а потом и она ушла, словно сгорела внутри. То, как он умирал, походило на темный костер в бескрайнем озере.

Живая Фэйт выплевывала воду, и Мария больше не ждала ни одного мгновения. Она быстро наполнила башмаки камнями и затолкала в них ноги. Мария повторила заклинание о защите, обращаясь к Гекате, обещая преданно служить ей, если она дарует одно погружение под воду, ничего больше. Мария зашла в воду по плечи, потом по шею и, нырнув, ушла в глубину. Камни, которыми были набиты башмаки, тащили ее вниз. Сквозь мутную воду она увидела Самуэля Диаса. Ей показалось, что он уже мертв. Мария вытащила Диаса из державшего его сплетения водорослей. Состоявшие из многих нитей корни были скользкими, зелеными и черными, на поверхности они распускались цветами. Чтобы всплыть, Мария сбросила башмаки и начала подниматься.

Она вытащила Самуэля на топкий берег, и из ее груди вырвалось рыдание. Вода струилась по спине, затекала в глаза. Мария всегда ощущала сердцебиение Самуэля, когда он был рядом, а сейчас не слышала ничего. Хватая ртом воздух, она разорвала на нем рубаху и постучала по груди.

Фэйт тоже была в полном отчаянии.

– Козлик! – причитала она. – Проснись!

Ответа не последовало, и Фэйт зарыдала. Она стояла на коленях рядом со скорбящей матерью, обе были покрыты грязью, в складки их одежд забились водоросли, с волос капала озерная вода. Диас был бледен, не издавал ни звука. Было ясно, что он умер.

– Тебе надо это прекратить, – сказала Фэйт матери. Она знала, когда наступила смерть, если видела ее. – Мама, он больше не с нами.

Диас лежал неподвижно, его дух покинул тело. Жук прекратил щелканье: его работа была выполнена. Мария не хотела признать, что судьба свершилась: она вновь и вновь яростно била в грудь Самуэля. Они потеряли так много времени из-за проклятия, которое она читала, – ведь смерть всегда возможна, не важно, присутствует магия или нет. Ребекка когда-то поведала ей, что существует древняя сделка человека с темными силами, благодаря которой мертвые вновь обретают место среди живых. «Он никогда не будет прежним, если ты сделаешь это. Он будет тенью самого себя, темным созданием, но ты вновь обретешь его». Матери проделывали это с детьми, однако спасенный ребенок нередко убегал в лес, превращаясь в одичавшее создание, лишенное памяти о прошлом. Жены возвращали мужей, а те уходили от них к другим женщинам или обворовывали, а то и убивали, когда те спали. Марию это не волновало: она была готова заключить сделку. Ударив Самуэля в грудь в последний раз, она уже собиралась вытащить нож, чтобы порезать руку и смешать свою кровь с его, начав таким образом ужасное колдовство, но прежде, чем она успела это сделать, Самуэль открыл глаза.

Он был мертв, пока Мария не заставила его сердце биться. Самуэль вернулся из бездонной тьмы, где видел отца, сидящего на садовом стуле и делающего ему рукой знак удалиться. «Не будь дураком, – взывал Абрахам Диас к сыну. – Она ждет тебя, глупец».