130

Речь, конечно, идет в первую очередь о студенте. С профессурой дело обстоит несколько иначе, но и в этом случае процесс поиска «идеальной истины» стоит на шкале ценностей выше, чем конкретный научный результат. Ср., например: «Все основывается на соблюдении принципа взгляда на науку как на нечто, еще не полностью обретенное и никогда целиком не обретаемое, принципа поиска науки как таковой <…> только произрастающая изнутри и могущая проникнуть в глубину личности наука преобразовывает человеческий характер» (Гумбольдт К. В. фон. О внутренней и внешней организации высших научных заведений в Берлине).

131

Любопытно, как характеризует лидера промышленной революции и Великой дивергенции XIX века авторитетный историк и специалист по техническому развитию Дж. Мокир: «Британия не обладала существенным научным преимуществом, которое могло бы объяснить ее техническое лидерство. В свете скромной роли, которую научный прогресс играл в техническом прогрессе (курсив мой. – С. З.), такое наблюдение едва ли удивительно. Один из историков <…> называет Великобританию в эпоху промышленной революции „в целом отсталой страной“ и делает вывод о том, что технические изменения того времени, очевидно, происходили без участия науки» (Мокир Дж. Рычаг богатства. Технологическая креативность и экономический прогресс. М.: Издательство Института Гайдара, 2014. С. 38). И даже «Век Просвещения» мало что изменил в этом отношении, несмотря на свою утилитарную ориентацию. Только в конце XIX века ситуация начинает меняться.

132

См. об этом подробнее: Мокир Дж. Рычаг богатства. Технологическая креативность и экономический прогресс. М.: Издательство Института Гайдара, 2014. С. 263–268.

133

Скотт Дж. Благими намерениями государства. Почему и как проваливались проекты улучшения условий человеческой жизни. М.: Университетская книга, 2005. С. 498.

134

«Метис сопротивляется его упрощению в дедуктивные принципы, которые могут быть успешно переданы с помощью изучения по книгам, потому что контексты, в которых он применяется, настолько сложны и неповторимы, что формальные процедуры принятия рационального решения становятся невозможными» (Скотт Дж. Благими намерениями государства. Почему и как проваливались проекты улучшения условий человеческой жизни. М.: Университетская книга, 2005. С. 502).

135

«Университет предназначен для того, чтобы человек смог обнаружить через себя и в себе все необходимое для проникновения в чистую науку. Для этого взаимодействия с собой самим в самом истинном понимании необходима свобода и полезно уединение, и вся внешняя организация университетов вытекает из этих двух позиций в равной степени» (Гумбольдт В. фон. План Кёнигсбергской и литовской школ). «Der Universität ist vorbehalten, was nur der Mensch durch und in sich selbst finden kann, die Einsicht in die reine Wissenschaft. Zu diesem Selbst Actus im eigentlichsten Verstand ist nothwendig Freiheit, und hülfereich Einsamkeit, und aus diesen beiden Punkten fliesst zugleich die ganze äussere Organisation der Universitäten» (Humboldt W. von. Der Konigsberger und der Litauische Schulplan. 1809). https://www.germanhistory-intersections.org/de/wissen-und-bildung/ghis: document-7. Вслед за Виталием Куренным я использую слово «уединение», а не «одиночество» для перевода немецкого «Einsamkeit». См.: Шельски Г. Уединение и свобода. К социальной идее немецкого университета // Логос. 2013. № 1 (91).

136

Любопытно, что даже в российском типе Университета, который по своим «вольфианским корням» отличается от гумбольдтовской версии с ее целостной картиной мира и более склонен к специализированному профессиональному обучению, идея «идеального» остается достаточно сильной. Не столько за счет «идеального целого», сколько за счет этоса академических сообществ. Н. Кузнецова приводит фрагмент речи одного из студентов при прощании с замечательным русским химиком Н. Н. Зининым (1880): «Как он посвятил себя, свою жизнь отысканию истины, посвятим ей нашу жизнь, веруя, что раз мы проникаемся духом и идеалами чистой науки (курсив мой. – С. З.), для нас сделаются ясными и достижимыми и другие высшие жизненные идеалы» (Дмитриев И. С., Кузнецова Н. И. Академия благих надежд. М.: Новое литературное обозрение, 2019. С. 413). Заметим, что «идеалы чистой науки» естественным образом проецируются на «высшие жизненные идеалы».

137

Есть почти уже ритуальный «набор пространств» для уединения и остраненного взгляда на социальную реальность в истории цивилизации: келья, путешествие на край ойкумены, тюрьма и ссылка, искусство, и, конечно же, игра. Последняя, как мы знаем из опыта второй половины XX века, стала почти универсальным средством «высвобождения» из реальности и рефлексивного взгляда на себя и свой социальный опыт. См., например: Хёйзинга Й. Homo ludens; Статьи по истории культуры. М.: Прогресс-Традиция, 1997.

138

Я отдаю себе отчет в анахронистическом использовании термина. Понятие Humanities еще во второй половине XIX века обозначало во многих Университетах изучение античной литературы. А современная категория «гуманитарного» вырастала вокруг философии и примыкающего к ней круга свободных наук и искусств. Сам термин «гуманитарные науки» (humanities) тоже является анахронизмом (в XIX веке сказали бы «моральные науки»). А вот в шотландской университетской традиции профессора латыни еще шестьдесят лет назад называли «профессором гуманности».

139