— Говоришь — судьба, а сам в нее не веришь, — не сдавался Акимка.
— Потому судьба — для дураков, а для умных людей — промысел Божий. Потому не бойся, Акимка, открывай пошире ставень, а Бог тебя не оставит.
— Я вот о чем, дед! — спросил Акимка, громко стукнув пустой кружкой о плохо пригнанные доски стола. — Что, чеченки эти все такие дикие?
— Это ты с чего взял, что они дикие? Кусает тебя эта деваха, что ли?
— Ну, молчит, не смотрит… Что она там себе думает и чего удумает?
— Так чужой ты ей, вот и боится. Дикая! Другой народ! Мы для них дикари, необуздки они для нас. А знаешь, Акимка, что и лошадь про человека думает: вот леший, дичее не бывает!
— Лошадь-то думает? — отмахнулся Акимка.
— А то нет? Ты руками-то не маши! От правды не отмахнешься — не табачный дым, чай! Всякая животина думает про себя, кумекает. Сам посуди. Стоит она себе, травку жует, солнышку радуется. Вдруг откуда ни возьмись — дурень такой бежит, навроде тебя. Прыг на нее верхом, самым непотребным образом, и давай ее по бокам охаживать! Что же ей, бедолаге, про тебя думать? Конечно, «дикарь»! А еще, может, и похлеще чего… Правда, я думаю, лошади — не из сквернословных. Ругаются они в меру. А больше терпят и страдают…
— Ну, и горазд ты брехать, дед! Такое про коней выдумал!
— Вот и видать сразу, что дикарь ты, Акимка, как есть дикарь! Не люблю тебя, нет, не люблю! Про чеченов говоришь, что одичалые они, а про лошадей не разумеешь. Вот я тебе расскажу. Есть в горах у татар история одна, вроде сказка, вроде быль, я врать не буду. За что купил, за то и продаю тебе, Акимка. А ты ухи свои приоткрой, пригодится! Был джигит один. Парень бедовый, лихой. Можно сказать, первый из первых, первач настоящий. Шашка была у него Гурда. Это как положено! Конь — кабардинец, а может, и арабских кровей. Только пуля его догнать не могла…
— Так уж и не могла? — усомнился молодой казак.
— Ты не встревай, Клин Клиныч! Раньше пуля летала не так шибко, как сейчас. Шашки были в старину не в пример лучше, а вот ружьишки были никудышные. Порох опять же… Да ты будешь слухать али как? Лихой был джигит, ни пуля его не догоняла, ни шашка не брала. Только мало ли про человека бед по свету ходит? Как-то утекал он от ворогов, а лошадь под ним застрелили…
— Вот видишь? Догнала пуля, видать!
— Не люблю дурака! — стукнул по столу дед Епифан кулаком-кубышкой. — Экий ты, Акимка, прилипчивый стал! Даже к пуле и то прилепился!
— Ладно, рассказывай, дед. Не буду больше!
— То-то «не буду»!.. Справа гора, слева гора. Куда джигиту прятаться? А враг уже близко! Выхватил джигит кинжал, вспорол лошади своей брюхо. Кишки выкинул, а сам туда и залез…
— В брюхо?
— В брюхо! А то куда же? Подъезжают его супротивники. Ищут джигита и не находят. Что за чудо!
Только был здесь, и вот как сквозь землю ушел. Самый опытный из них смекает: кишки лошажьи на земле лежат, а джигита нет. А не в лошадь ли он залез? И этот выхватывает кинжал и как жиганет по брюху… Давай-ка выпьем, Акимка, еще по одной!
— Не тяни, дед! Что дальше-то?