Сердце Шошибхушона сжалось в предчувствии беды.

— Но если я попаду в тюрьму, какой прок будет от моих денег? — робко проговорил он.

— А ты хочешь, чтобы мы просили милостыню у чужих дверей? Так, по-твоему, будет лучше? — Лицо Промоды при этом помрачнело.

К горлу Шошибхушона подступали рыдания. Он сел рядом с Промодой.

— Вам не придется просить милостыню, — пробовал он уговаривать жену. — У меня есть земля, остается дом, все будет в вашем распоряжении. А если дашь деньги, то и я буду свободен! — добавил он.

Промода молчала, опустив голову. Шошибхушон торопил:

— Давай деньги скорее! Видишь, люди пришли, сидят. Еще немного — поздно будет раздумывать: никто тогда денег не возьмет!

Промода не отвечала. Шошибхушон рассердился:

— Говори же, даешь или нет?

Видя, что Шошибхушон не на шутку рассердился, Промода сочла нужным заметить:

— Если будешь кричать, ничего не получишь.

— Ну, прости меня, только дай скорее деньги! — задыхаясь, проговорил Шошибхушон.

Промода заплакала.

— Какие вы все жестокие! — говорила она сквозь слезы. — Сколько времени твой братец меня изводил; теперь его нет, так ты начал, а мне опять приходится мучиться! — причитала Промода. Дальше она не могла говорить и только негромко всхлипывала.

Словно гром разразился над головой Шошибхушона. Он молча ждал, что будет дальше. А Промода, вытерев глаза, продолжала:

— Тебя все равно уведут, а что со мной будет? Зачем меня губишь?

— Это ты меня губишь! — воскликнул Шошибхушон. — Если бы ты дала денег, мне не угрожала бы никакая опасность!

Но Промода прерывисто дышала, готовая снова ринуться в бой.

Снизу раздался голос Рамсундора:

— Шоши-бабу, иди, время уже вышло!