Мать оказалась в затруднительном положении. Хотя люди и говорят, что у немых врагов не бывает, на самом деле это пустая болтовня. Скажи сейчас мать что-нибудь, Промода бы обругала ее, а промолчи она — не меньше достанется. Она даже небо на помощь призвала, но так и не придумала, что сказать.

А Промода тем временем продолжала:

— Я думаю, если отдадим деньги, его все равно не спасти. И деньги потеряем, и жизнь тоже. Поэтому я считаю, что мне надо забрать и деньги, и имущество, и драгоценности и с ними куда-нибудь скрыться. Остаться здесь — значит отдать деньги. А когда убежим, можно будет жить спокойно. Если же отдадим деньги, а потом его уведут, то мне с детьми останется только милостыню собирать. Что скажешь, ма?

Мать, наконец, решилась: она будет поворачивать в ту сторону, куда укажет ей Промода.

— Какое же тут может быть сомнение?! Это все равно, как если бы астролог сам отдал кому-нибудь книгу, по которой предсказывал судьбу, и сделался нищим бродягой. Пусть никто в нашем роду не будет замешан в таком деле! — проговорила она.

Приняв решение, Промода поднялась к Шошибхушону.

— Где была? — спросил он.

— У матери. Она заболела, и я ходила проведать ее.

— А как относительно денег? — голос Шошибхушона звучал робко и умоляюще.

— Когда нужно будет дать, тогда дадим! — отрезала Промода.

Настаивать он не осмелился. На следующее утро к дому Шошибхушона подошел Рамсундор в сопровождении двух судебных приставов. Шошибхушон сошел вниз и почтительно поздоровался с Рамсундором-бабу.

— Если ты хочешь дать обещанное, то давай сейчас же, а то поздно будет, — зашептал Рамсундор Шошибхушону. — Для разбора дела прибыл уполномоченный от властей. Эти приставы пришли за тобой. Если сейчас не отдашь денег, в конторе все будет раскрыто!

Шошибхушон поспешил к жене.

— Дай скорее мне ценные бумаги и на тысячу рупий отбери драгоценностей, — сказал Шошибхушон.

— Это необходимо?

— Да.

Промода помолчала немного.

— Если дам, будет ли от этого какая-нибудь польза? — спросила она.

— Я буду спасен, а иначе меня в тюрьму посадят. Промода опять некоторое время молчала.

— Я не знаю, как мы будем жить, если отдадим, деньги, — наконец проговорила она. — Мне думается, что и деньги пропадут, и тебя в тюрьму посадят.