— Все это, — Фассет хлопнул по папке, — собрано следственным отделом. Высоколобые парни садятся рядом с парнями с бородами и всю эту штуку прогоняют через компьютеры. Вы просто не можете ответить совершенно правильно на все вопросы. В таком случае становится ясно, что вы все вызубрили наизусть… Например, вы работали в «Сакраменто дейли ньюс» три года, день в день. Не два с половиной и не три с половиной. Ваша семья переехала в Сан-Матео, когда вам было восемь лет и два месяца, а не семь лет, ну и так далее.
— Черт бы меня побрал…
— Откровенно говоря, даже если бы вы ответили на все совершенно точно, мы все равно пропустили бы вас. Но я очень рад убедиться, что вы совершенно нормальный человек. Мы должны были зафиксировать все это на ленте… А теперь, боюсь, наступает самая неприятная часть.
— Неприятная по сравнению с чем? — спросил директор службы новостей.
— Просто неприятная… Теперь я должен включить диктофон.
Сделав это, он положил перед собой лист бумаги:
— Джон Таннер, я должен проинформировать вас, что все, о чем буду говорить с вами, идет по разряду информации высшей секретности. Передача кому-либо этих сведений может самым серьезным образом послужить против интересов правительства Соединенных Штатов. Таким образом, вы предупреждены, что данная информация находится под защитой Акта о национальной безопасности, глава восемнадцатая, параграф семьсот девяносто три, в соответствии с которым вы можете быть привлечены к ответственности за нарушение правил секретности… Все ли ясно из того, что я сказал?
— Да… Тем не менее я не связан никакими обязательствами и не подлежу ответственности.
— Я учитываю это. И предполагаю в три этапа ознакомить вас с достаточно секретной информацией. По завершении первого и второго этапов вы сможете отказаться от продолжения этого разговора, и нам останется только полагаться на ваш такт и верность правительству, которые не позволят вам проговориться о предмете беседы. Если же вы согласитесь перейти к третьему этапу нашей беседы, который имеет к вам отношение, то тем самым примете на себя такую же ответственность, как и работники правительственных служб, и в соответствии с Актом о национальной безопасности будете подвергнуты судебному преследованию в случае нарушения вышеупомянутых правил секретности. Вам это ясно, мистер Таннер?
Прежде чем ответить, Таннер застыл на месте. Он глянул на вращающиеся катушки диктофона и перевел взгляд на Фассета:
— Ясно-то ясно, но черт меня побери, если я соглашусь на это. У вас не было никакого права вызывать меня сюда под фальшивым предлогом, а потом ставить условия, по которым могут отдать под суд.
— Я не требую от вас согласия. А всего лишь четкого понимания того, что я сказал.
— Если вы мне угрожаете, можете отправиться к черту.
— Я всего лишь четко изложил вам ситуацию, в которой мы находимся. Разве это угроза? Разве не тем же вы занимаетесь каждый день, оговаривая условия соглашений? Пока вы не дали согласия выслушать то, что я хочу сказать, вы можете в любое время выйти отсюда. Неужели вам это кажется нелогичным?
Таннер прикинул, что определенная логика в этом в самом деле присутствует. Теперь он почувствовал желание удовлетворить вспыхнувшее любопытство:
— Вы сказали, что в любом случае все это не имеет отношения к моей семье… К моей жене?.. Или ко мне?
— Мои заверения остались на этой ленте, — Фассет отметил, что Таннер добавил «или ко мне?», словно спохватившись. Он защищал свою жену.
— Тогда валяйте.
Поднявшись со стула, Фассет подошел к портьерам.
— Кстати, и вы можете не сидеть на одном месте. Микрофоны, хоть и миниатюрные, но обладают высокой чувствительностью.