– Повелительница вод, ваша стихия – иньский холод. Здесь слишком сухо и жарко, вам не следует надолго тут задерживаться. Прошу, госпожа, возвращайтесь скорее. Если с вами случится беда, боюсь, это опечалит и встревожит Его Величество Небесного Императора.

Я вытерла рукавом капли пота, наперегонки стекавшие по лбу, и ответила, обмахивая лицо:

– Все в порядке. Здесь жарковато, но никакой опасности нет. Успокойтесь. Небесный Император занят государственными делами, ему нет дела до подобных мелочей.

Фею Ли Чжу Рыбешка приставил ко мне служанкой. Она исправно выполняла свои обязанности, но имела склонность к преувеличению. Любое дело фея обсуждала во всех деталях и подробностях. Каждый раз, открывая рот, изрекала очередной совет, завершая его неизменной присказкой: «Боюсь, это опечалит и встревожит Его Величество Небесного Императора». Если мне случалось надолго застыть в задумчивости, она принимала строгий вид, словно речь шла о судьбах страны и народа. А затем выводила меня из оцепенения, изрекая нечто назидательное, точно я совершила злодеяние, отдалась преступной страсти или сбилась с правильного пути. При этом Ли Чжу была совсем юной. Сложно даже представить, в какую ворчливую зануду она превратится в зрелом возрасте!

Я со вздохом покачала головой. Фея Ли Чжу заметила мой вздох и встрепенулась, словно перед лицом могучего врага, готовая встретить его во всеоружии:

– О чем печалитесь, госпожа? Прошу прощения, возможно, я слишком много болтаю, но что было, то прошло. Даже смертные знают, что нужно смотреть в будущее, а уж вам, Повелительнице вод, которая столько лет культивировала силу, и подавно положено это понимать. Гоните дурные мысли прочь. Цените то, что имеете, и радуйтесь жизни. Небесный Император печется о вас всем сердцем.

Ему не свойственны пороки его предшественников, которые не видели разницы между дождем и росой [55]. Если вопреки всему вы по-прежнему тоскуете о другом, то даже я, ваша верная слуга, в отчаянии отвернусь от вас! И уж тем более Небесный Император не станет такого терпеть!

Голову пронзила уже привычная боль. Как всегда, застала меня врасплох. Я положила в рот леденец и прервала поток нравоучений:

– Здесь тепло. Я посижу еще немного. А ты сходи покорми зверя сновидений.

– Госпожа… Мы на вершине Огненной горы, у Киноварной обители владыки Лао – а вы говорите, здесь всего лишь тепло? К тому же зверь сновидений питается снами… Где мне раздобыть столько снов, чтобы накормить его? – Ли Чжу скривилась и топнула ножкой.

– Этот зверь уже много лет ходит за мной по пятам. Он непривередлив, угости его травой или бамбуком.

Ли Чжу хотела что-то добавить, но взмахом рукава я велела ей умолкнуть. Бросив на меня сердитый взгляд, фея развернулась и неохотно удалилась прочь.

Сегодня Верховный небожитель владыка Лао должен был развести огонь в печи, чтобы изготовить пилюли бессмертия. Я давно этого ждала и искала встречи с ним. Кто же знал, что ворчливая Ли Чжу увяжется следом? Хорошо, что удалось от нее избавиться. Теперь мне никто не докучал. Даже пар, который исторгала печь Киноварной обители, стал менее невыносим.

Время близилось к полудню. Во дворце Вечного блаженства [56] протяжно запели золотые колокола. Я поправила одежду и передала прислужникам карточку со своим именем. Вскоре они вернулись и позволили войти, почтительно склонив головы и не смея поднять глаза.

В тот день, как рассказывала Ли Чжу, Рыбешка высвободился из золотых пут. Смятение в рядах небесного воинства позволило ему захватить Небесного Императора и взять власть в свои руки. Армии Повелителя огня, лишившись главнокомандующего, словно стая драконов без вожака, не иначе как чудом покорились малочисленному сопернику. Одержав победу, Повелитель ночи созвал собрание бессмертных, где перечислил восемнадцать преступлений, совершенных Небесным Императором. Приняв во внимание безупречную репутацию Рыбешки и всеобщее уважение к нему, бессмертные избрали Повелителя ночи новым Небесным Императором. Прежнего же Рыбешка отослал на остров, расположенный на наивысших Девятых небесах божеств [57], чтобы тот поправил здоровье, поразмыслил о своих делах и раскаялся.