Человек медленно подошел к левой передней дверце «паккарда», наклонился к приспущенному стеклу, глянул на Эриха.

— Хайль Гитлер, — сказал обер-лейтенант простуженным голосом.

— Хайль Гитлер, — сказал Эрих.

— Вы в Данциг, господа?

— Пытаемся, — усмехнулся Эрих.

— Почему — пытаетесь? — Обер-лейтенант дрогнул темными бровями. Он был совсем молод, этот высокий офицер с новенькими погонами…

— В наше время, господин обер-лейтенант…

— Пригласите меня в машину, и мы доберемся даже до ворот рая.

Фрау фон Оберхоф шевельнулась:

— Господин обер-лейтенант, вы окажете нам честь…

— Благодарю.

— Эрих, откиньте сиденье. Фельхен, перейди к нам.

— Нет, нет, я старый солдат, удобств мне не требуется, — улыбнулся обер-лейтенант, но Фели уже вышла из машины, мать открыла ей заднюю дверцу. Обер-лейтенант сел рядом с Эрихом, оглянулся, поправил фуражку.

— Слава богу, что фюрер освободил нас от химеры, которая называется совестью. Фроляйн, вы не можете на меня сердиться.

— Я не сержусь, — сказала Фели.

— О, господин обер-лейтенант, вы будете нашим ангелом-хранителем, — сказала фрау фон Оберхоф.

— Обещаю выполнять эти обязанности до последнего дыхания. Позвольте представиться ангелу-хранителю? Обер-лейтенант граф Толмачев, офицер для поручений при шефе пятой камеры министерства пропаганды докторе Циммермане к вашим услугам до самых ворот рая.

— О, вы из Берлина, господин… простите, но ваша фамилия… — проговорила чуточку смущенно фрау фон Оберхоф.

— Владимир Толмачев. Несчастный беглец из России, которого обижать — большой грех.

— О, граф, это исключено. Вас послал нам сам господь. Ангелы всегда являются с вечерней зарей.