— Извини, Норман, — другим тоном сказал он. — И что же из этого следует?
Малыш Норман откинулся назад, давая возможность официантке расставить тарелки, а потом продолжил удовлетворенно:
— Так-то лучше.
— Я не делал этого, ты же знаешь. Я не работаю в Вегасе.
— Знаю. Но я слышал, что он задолжал тебе деньги.
Он решил отрезать себе кусок ветчины и равнодушно ответил:
— Дешево досталось, легко потерялось…
— Не в этот раз, крошка. — Малыш Норман опять навис над его ветчиной и понизил голос: — Ты получишь свою плату и уедешь. Сегодня в девять в «Серебряной туфельке» ты играешь в блэк джек.
Малыш Норман не стал дожидаться ответа. Его широкая спина в рыжевато-коричневом, отлично пошитом пиджаке слегка колыхнулась, когда он уступал дорогу спешащей девушке, чья пышная прическа едва доставала ему до плеча.
— Что все это значит, черт возьми! — Пэджетт смотрел на дисплей компьютера, по которому бежали зеленоватые строчки: «Автомобиль, остановившийся на перекрестке, был заблокирован двумя машинами, из которых вышли трое и расстреляли пассажиров — мужчину, женщину и мальчика…»
— А это, по-твоему, должно что-то означать? — Брэйер оставался спокоен.
— Четвертый, пятый и шестой случаи. Это не может быть случайным совпадением.
Элизабет нажала на кнопки, и отпечатанная копия выпала перед ней. Донесение полиции Лас-Вегаса нельзя было назвать подробным. Семья с мальчиком десяти лет. Их машина остановилась на красный свет…
— Если бы у нас было побольше информации, — вздохнула она.
— А что тебе нужно? — спросил Брэйер.
— Да что угодно! Где они жили, чем зарабатывали на жизнь, куда ехали, что везли с собой…
За окном бушевала вторая за этот месяц пурга, и Элизабет попыталась представить себе картину солнечного Лас-Вегаса, по улице которого едет автомобиль. Мужчина и женщина сидят впереди, мальчик — сзади. У светофора — скопление машин, все ждут, пока зажжется зеленый. Вдруг, странно вильнув, к ним пристраиваются еще две, высовываются дула, раздаются звуки выстрелов, стекла мгновенно покрываются сеткой паутины и разлетаются на мельчайшие осколки, засыпая истекающие кровью тела.
— По-моему, прежде всего нужно попробовать установить, куда направлялась машина.
Он испытывал страх. Страх проник в его внутренности и осел там ледяным комом. Он почувствовал, как завтрак превратился в тяжелую, давящую массу. Хотелось сделать что-нибудь — побежать, схватиться с кем-то, но страх приковал его к месту.
Нет-нет, только не с ним! Он видел это не один раз — как они сидели или стояли, уставившись на него круглыми глазами, пальцы лихорадочно шевелились, будто ища что-то, ноги напрягались как для прыжка, но все было напрасно. Они все равно умирали. Но это не для него.