Ливень за окнами стих, превратившись в мелкую морось. Джахан слышал доносившийся с моря плеск весел – наверное, то была рыбачья лодка.

– Нескольким моим односельчанам отрубили головы, – продолжал Давуд. – Насадили их на шесты и оставили так на много дней. Тогда остальные попытались поднять бунт. Многих повесили. Тела их болтались на ветру в течение недели. Я до сих пор вижу эту картину в кошмарных снах. Бунт вспыхнул вновь. На этот раз солдаты вырезали всю деревню подчистую.

– Как же тебе удалось выжить?

– Мать спрятала меня в кладовой. Я ждал, когда она меня выпустит. Голод мучил меня куда сильнее, чем страх. Тогда я был совсем еще глупым мальчишкой. Наконец я отважился выбраться. Была уже ночь, светила луна. В лунном сиянии я увидел множество трупов. Братьев, матери, родных, соседей…

Джахан долго молчал, прежде чем спросить:

– Но почему ты не рассказал об этом учителю Синану? Он сделал бы все, чтобы тебе помочь.

– Любопытно, каким образом? – Давуд метнул в него насмешливый взгляд. – Разве учитель умел воскрешать мертвых, как пророк Иса? Ты и в самом деле не видишь между ними никакой разницы?

– Учитель любил тебя, как сына.

– Я тоже любил его, как отца. Именно так. Ведь отца любят, несмотря на все его слабости и заблуждения. Синан был великим архитектором, это верно. И великим трусом. Сталкиваясь с жестокостью, он неизменно предпочитал молчать. Безропотно смирялся с самой вопиющей несправедливостью. Даже когда ты гнил в темнице, он и пальцем не пошевелил, чтобы тебя спасти!

– Будь милосерден. Что он мог поделать? Освободить меня было не в его власти!

– Имей он отважное сердце, пришел бы к султану и сказал: выпусти моего ученика, о достославный повелитель, или я больше не буду строить для тебя мечетей.

– Ты что, от злобы лишился рассудка? Это означало бы обречь себя на верную смерть.

– То была бы достойная смерть, – заявил Давуд. – А учитель предпочел ничего не делать и писать тебе жалостные письма.

– Так ты знал об этих письмах? – Джахан изменился в лице. – Ясно. Синан доверял тебе. Ты убедил его, что найдешь способ передать послания мне в темницу. Но ты и не думал этого делать. Ты хотел, чтобы в душе моей поселилась обида на учителя.

Давуд пожал плечами, показывая, что считает обвинение безосновательным.

– У нашего учителя было одно лишь желание – строить, – заявил он. – Здание за зданием, мечеть за мечетью. А вот о людях, которые будут молиться в этих мечетях, он никогда не задумывался. Их беды его не тревожили. Ему было наплевать, что они несчастны и голодны. Работа – вот что наполняло жизнь Синана. Откуда брались средства на сооружение величественных мечетей? Их приносила война. Кровь, убийства, горе. Ему было все равно. Ничего, кроме работы, он не считал важным.

– Это не так!

– Так, так, и ты сам это знаешь! Благодаря очередной победоносной войне империя получала богатые трофеи, а мы – возможность возвести очередную грандиозную мечеть. Война – это сожженные дотла деревни и тысячи убитых. Но разве нашего учителя это печалило? Он делал вид, будто не понимает, что между войнами и получением денег на строительство существует нерасторжимая связь.

– Замолчи!

– Джахан, ты приехал из другой страны. Тебе всего этого попросту не понять, – произнес Давуд примирительно, словно разговаривал с капризным мальчишкой.