Острая сердечно-сосудистая недостаточность. Если ядов не окажется, то дело придется закрыть. Естественная смерть. Никакого преступления.
Но почему-то Уинстон не испытывал привычного удовлетворения от того, что все прояснилось. И спустя пару мгновений он понял почему.
Сердечный недуг — был, запах мятно-валериановых капель — тоже. Значит, ему, Уинстону, не почудилось, Минтон действительно принимал самое распространенное лекарство. Может быть, пролил на костюм, оттого и сохранился на дорогом твиде резкий стойкий аромат.
Но пузырька из-под капель нигде не было.
Ни в вещах, ни в карманах, ни в купе.
Часть 2
Мехмастер Антонио Климетти хандрил и терзался подозрениями. Терзался подозрениями и хандрил.
И оттого работа не клеилась, редкие клиенты спешили закончить беседу и покинуть приемную, а подмастерья бесстыдно дышали перегаром от дешевого портвейна.
А дела шли хуже некуда. И стоило впереди блеснуть искорке надежды, как она сразу угасла.
На родине, в Лации, Антонио был знаменит. К нему обращались за уникальными устройствами и механизмами. Потолочные часы с маятником, имитирующим Луну? Робот, способный подметать пол и драить стены? Крошечный механический котенок, который будет резвиться в экстравагантной прическе главной модницы Ромы, пока не кончится завод? От работы Антонио получал ни с чем не сравнимое удовольствие.
Потом на горизонте замаячила война. Он поспешил покинуть Рому. Он терял вдохновение в атмосфере тревоги и страха.
Но вторая родина тоже увязла в войне. Клиентов становилось все меньше. Владельцы крупных капиталов пару раз интересовались Антонио, обещали запустить массовое производство — то уборочных роботов, то заводных вентиляторов. «Если их раскупят, маэстро, мы с вами озолотимся, и это будет только начало!»
Но потом они исчезали… Спустя месяцы Антонио узнавал, что они вложились в выпуск снарядов, танков и дальнобойных ружей. И долго не мог вернуться к работе, остро чувствуя собственную бесполезность и приканчивая остатки лацийского вина. Запасы, привезенные из Ромы, иссякали слишком стремительно, и от этого меланхолия Антонио делалась еще чернее.
Когда еще один богач обратился к нему за чертежами механических протезов рук и ног, Антонио уже боялся верить в удачу.
Он запрещал себе верить. И одновременно придумывал схемы и модели. Война искалечила многих, в полевых госпиталях ампутации делались сотнями. Кощунственного «озолотимся» не прозвучало, но оно витало в воздухе.
«Я закончу кое-какие дела в Пуле, вернусь и сразу телефонирую вам», — пообещал богач.
Его звали Бенедикт Минтон.
Бенедикт… Бенедетто… «Благословенный»… Может, это и было благословение, ниспосланное свыше?
Мистер Минтон уехал.
На следующий вечер в приемной Антонио появился новый клиент.