– Вы были правы. Полковник Крыльников Андрей Николаевич проживал на улице Мясницкой. И в одиннадцать утра в его квартире назначена панихида.

– Почему не в ГУВД? – удивился Ресников.

– Мы не стали этим интересоваться у Чубасова.

Действительно. Было бы глупо. А все праздник. Для Ресникова он в разгаре, потому и голова с перебоями работает. А начальник СБ – в работе, потому и мыслит продуктивно. Наверное, унюхал генерал запашок сторонний, к служебной деятельности покойного не относящийся, да не дал команду холл ГУВД знаменами траурными украшать. Ох, как все плохо…

– Там должен быть архив Крыльникова, – с тоской проговорил в трубку Ресников.

– Мы купим пару венков, – успокоил его начальник службы безопасности и ровно в одиннадцать подъехал с двумя своими ребятами к дому на Мясницкой.

А за час до этого президент вошел в свой офис и, едва успел снять пальто, услышал за спиной клацание дверной ручки и звук решительных шагов.

– Артур Олегович, – пищал впереди вошедшего огромный охранник, – я ему говорю, что вас нет, а он все равно идет!

Тот, кто не поверил охраннику на слово, был не менее грузен и высок. Под мышкой он держал толстую папку, в руке шапку, широко улыбался, и казалось, всю новогоднюю ночь он провел во сне.

– Ситуация – смешнее не придумаешь, правда? «Артур Олегович, я ему говорю – его нет, а он все равно идет». Не увольняйте его, президент. Он действительно сделал все, что мог.

– Что вам нужно? – недружелюбно бросил Ресников, усаживаясь за стол и расстегивая пиджак. – Все показания я дал Крыльникову. На ваши вопросы ответил. Между тем у меня много дел, а вы снова ищете мою компанию. Сегодня отъезд в Турцию.

– Если вам не нравится мой приезд, – заметил Кряжин, – я могу сделать так, что мою компанию начнете искать вы. Вам организовать перед выездом привод в Генеральную прокуратуру? Я люблю футбол, Ресников, но из-за вашего упрямства буду вынужден сделать так, что команда останется без практики. Либо вылетит без вас, и вы потеряете уйму денег. Вы же зарабатывать туда по большей части едете, а не тренироваться, верно?

– С чего вы взяли? – удивился и порозовел Артур Олегович.

– Я ни с чего не брал. Просто мне известно, что подрастающей звездой «Олимпа» Кандыгиным интересуется «Галатасарай». И даже готов выплатить за него два миллиона евро.

– А вы не так просты, как стараетесь казаться.

– Нет, в футболе я полный дилетант, – отмахнулся Кряжин. – Любитель. И то только потому, что люблю смотреть, как мячик прыгает от одних ворот к другим. Люблю, когда мужчины целуются, обнявшись у ворот, как они толкаются ладошками и падают, показывают всему миру боль. Футбол для меня – не более чем времяпрепровождение в те часы, когда по телевизору нет «Новостей».

– Я не понимаю, чего вы от меня добиваетесь. – Ресников часто так подводил черту под разговором, демонстрируя, что он закончен. Но до этого дня все разговоры составлял сам Ресников.

– Сейчас поймете, – пообещал Кряжин. – К шестнадцати часам сегодняшнего дня вы на этот стол выложите всю финансовую документацию клуба. По фактам государственных инвестиций, пожертвований, купле-продаже игроков. Ресников, я сейчас говорю, и мне кажется, что выполняю какую-то миссию по оздоровлению и реанимации российского футбола.

Президент вспыхнул, как бенгальский огонь. Он водил перед собой руками и не находил корректных выражений для возмущения.

– Господин следователь, я буду обращаться к генеральному прокурору и советнику Президента по спорту!.. Вы… вы не только ставите под удар выступление клуба, но и пытаетесь дезорганизовать его политику! Крыльников…