Пройдя между деревьями у дома, она взошла на террасу. Освещение в бассейне было выключено, и среди вечерних теней вода стояла маслянисто-неподвижной, тихо чмокая в сливах. Она спустила с плеч халат, набрала воздуха и нырнула. Проплыла под водой весь бассейн, пронзая его плотное тепло, прежде чем с шумом вынырнуть, возмутив воду, которая, плеснув о бортик бассейна, растеклась по каменным плиткам. Перевернувшись на спину, она уперлась подошвами в бортик, согнула колени и с силой оттолкнулась, мягко работая ногами. Вода струилась вдоль щек, пузырилась у губ и обтекала тело. Небо темнело быстро, помигивали несколько ранних звездочек, в воздухе стоял аромат дождя.

Возможно, еще три часа. Десять тридцать. Одиннадцать. До этого времени она предоставлена самой себе. До возвращения Юбера. Он звонил, когда они с Бертой резвились в спальне, оставил послание на автоответчике. Узнав его голос, Сьюзи просто сняла трубку в гостиной, не желая посвящать гостью в личные дела. Он еще не добрался до матери, сказал Юбер. Движение просто ужасное. Он...

На другом конце провода она услышала злобный сигнал клаксона. Догадалась, что он предназначался Юберу — не заметил, что изменился цвет светофора... или перестроился не в тот ряд, или заглушил двигатель, или не включил поворотник. Юбер и машины не очень ладили друг с другом.

Сьюзи была уверена, что права — когда он вновь заговорил, голос звучал нервно. Она немного послушала Юбера, потом сказала, что у нее болит голова, что уснула на солнцепеке и чувствует себя ужасно; шикнула на подружку, которая снова начала хихикать, вместо того что должна была делать между ног Сьюзи.

— Если ты не против, я посплю в гостевой комнате. Но к завтрашнему дню я с этим справлюсь, дорогой. Обещаю. Тебя разбудить?

Снова перевернувшись, Сьюзи подплыла к краю бассейна и подтянулась над бортиком. Вода потоками лилась с нее, руки согнуты в локтях. Она выпрямилась, отбросила назад волосы. Сьюзи даже не подумала накинуть халат, прошла к лонгшезам и взяла сигареты и зажигалку. Усевшись на подставку для ног, она прикурила и сделала глубокую затяжку, потом выпустила дым, который поплыл над лужайкой. Наблюдала за облачком, пока оно не растаяло, потом, посчитав условия подходящими, попробовала пустить дым колечками.

Одно. Второе. Третье... Прекрасно. Крутясь, улетают в ночь, как крошечные серые спасательные круги. Время. Менять. Дислокацию.

Когда последнее колечко дыма повернулось, свернулось в узелок и исчезло, Сьюзи пришло осознание того, что с нее довольно. Довольно этого дома, довольно этого Марселя. Такой провинциальный городишко, такой... неродной. И она сыта Юбером и его полной снобизма невыносимой семейкой. Считают себя le tout gratin[28], а она называет их «toot cretin» — подгулявший кретин, — так ей больше нравится. Но они так же зациклены на собственных узких интересах, как любые представители мелкой буржуазии. По-настоящему ее выворачивало от того, как Юбер лебезил перед ними — особенно перед своей мамочкой, эгоистичной старой каргой.

Скупая. Алчная. Самовлюбленная. Сьюзи выдула еще три колечка дыма.

Сначала, когда они познакомились с Юбером в Штатах, он вызывал у нее благоговейный трепет. Будучи на двадцать лет старше, Юбер казался таким уверенным в себе, таким обходительным, таким космополитичным. Таким типичным французом. То, что он разделяет ее... особые вкусы, понимает их и получает от них удовольствие, лишь усилило их влечение друг к другу и дикую непредсказуемость последовавшего затем романа. Ко дню его отъезда из Америки Сьюзи потонула в чувствах, как брошенный в воду серебряный доллар.

Но на каком-то этапе равновесие сместилось. Чем сильнее Юбер привязывался к Сьюзи, тем меньше чувств она испытывала к нему. Чем сильнее была его зависимость, тем шире становилась ее независимость. За пять лет огонь начал угасать. Сейчас ему пятьдесят восемь. Ей тридцать семь. Конечно, Юбер ей нравится, она все еще любит его, но все теперь по-другому. Она переросла его. Переросла дом и город, в который он ее привез, и жизнь, которой они жили. Не говоря уже о девушках вроде Берты. Их незамысловатый деревенский шарм все больше ослабевал. Их манеры отвратительны, кожа груба, пот пахнет чесноком. Начали надоедать даже одинокие удовольствия квартирки на рю Паради.

Сьюзи в последний раз глубоко затянулась сигаретой и бросила ее в ведерко со льдом — короткое шипение, и та погасла. Она стояла и смотрела за лужайку. Уединение, никаких решеток на окнах в их владениях, заговор сосен и высоких стен, кущ гибискусов и плюмерий, изящных, неровных рельефов, призванных отгородить резиденцию от соседей. Сьюзи сошла с каменных плит и ощутила под ногами податливую мягкость травы. Она подумала, что еще достаточно тепло, чтобы оставаться обнаженной. Тело почти высохло, лишь струйка воды еще стекала между лопатками и по спине от копны мокрых волос. Она выжала волосы и взбила их пальцами.

Сьюзи думала о том, чего ей будет не хватать, когда придет время уехать. Не Франции, это точно. И уж наверняка не французов. Не путающейся под ногами матери Юбера и не его избалованной самонадеянной дочки. Если она больше никогда не увидит этих двоих, то и не опечалится. Что касается Юбера, для него это будет ударом, конечно, но что поделаешь, как сказал бы француз. Он, возможно, будет упрашивать ее остаться — зря, естественно, — но переживет, перешагнет через это.

«Но куда идти? — думала Сьюзи. — Куда переезжать?» Шагая по лужайке, она перебирала возможности. Трава покалывала подошвы ног. Ни дуновения ветерка, чтобы прогнать солоновато-свинцовую жару дня. Конечно, есть Карибы, но это чересчур, чересчур близко от дома. Может, Северная Африка? Или, возможно, Испания? Или еще дальше? Бали, Малайзия, тропики? Где жарко. Где экзотика. Место, которое не одобрят родители. Ей нравилось, когда они не одобряли. Даже сейчас.

В центре лужайки Сьюзи остановилась, уловив звук, движение в дальнем конце террасы среди сосен.

Первой мыслью было, что это кошка или собака, крадущаяся через подлесок. Но потом послышался голос. Кто-то окликал ее. Кто-то по эту сторону ограды.

Вспомнив, что раздета, Сьюзи вернулась к бассейну, подняла с плит свой халат, набросила на себя и вернулась на лужайку.

А там, из сгущающихся теней в дальнем углу владения, где сосны вытягивались в вечернее небо, возникла фигура и направилась к ней.

Берта? Ортанс? Соседка, мадам Деланд? Но потом она разглядела брюки. Садовник Жиль? Юбер вернулся раньше? Она всматривалась во мрак, но не могла разглядеть деталей, кроме того, что фигура высока ростом. Выше Берты, но примерно такого же роста, как мадам Деланд. Или Жиль. Или даже Юбер.

— Кто там? — крикнула она, ощутив цитрусовый запах лосьона после бритья. — Юбер? Это ты, милый?