Кушо постоял в дверях. Его тело было словно поделено на две части светом и тенью. На коже лица и шеи все еще ощущалась высохшая соль от утреннего выезда с Рэссаком на «Плуто». Окунув пальцы в святую воду и подержав их там дольше, чем нужно, он посмотрел вперед, вдоль прохода к алтарю, обложенному камнем, и на окно с витражом, расположенное за ним. Затем он обтер пальцы о край сосуда и быстро приложил ко лбу и сердцу. Прохладная жидкость струйкой потекла между глаз прежде, чем он успел смахнуть ее ладонью.
Ощущение было приятным — эта насыщенность, стекающая с него, прокладывающая дорожку через соль. Властная. Властная и Богом данная.
Он поднес мокрые пальцы к губам, поцеловал костяшки и повернул налево, к боковому приделу. Подойдя к алтарю святой Матильды с его скромным алтарным покровом и прикрытой атласными занавесками исповедальной кабинкой, пристроенной сбоку, он преклонил колена, второй раз перекрестился и сел на одну из четырех предназначенных для пришедших покаяться скамеечек. Он находился там один. Ему был слышен шепот, доносящийся из-за занавески исповедальни, видны толстые лодыжки, приспущенные чулки и массивные коричневые туфли. Теперь недолго, подумал он, отодвинув коврик и опускаясь коленями на каменный пол. Закрыв глаза и сложив руки, он склонил голову в молитве.
Из всех известных ему церквей эта была любимой — с узким нефом спокойная каменная базилика в нескольких кварталах от порта Касиса. Какое одухотворенное покойное место, всегда думал он. Какое славное, мирное убежище. Колонны с фасками, уходящие в паутину простого ребристого свода, каменные полы, отполированные и блестящие, неподвижный, застоявшийся воздух, пронизанный ароматом коптящих свечей, горячего воска и ладана. Он мог сидеть там часами и делал это, когда Рэссак поручал ему что-то по-настоящему плохое, что-то глубоко проникающее и сжимающее душу.
Кушо знал — проблема в том, что он не в силах что-либо с этим поделать. Когда Рэссак чего-то хотел, он ощущал лишь внезапный порыв исполнить, давящее, необоримое желание подчиниться и угодить. Везде, кроме этого места, где колени обжигал холод каменных плит. Здесь есть сила отказать хозяину, есть воля противостоять искушению. Здесь холодная вера и крепость. И всегда, когда он вновь выходил на солнечный свет, в нем возникала горячая решимость изменить жизнь.
Освобождение. В работе, которой занимался Кушо, ничего подобного не было. Все дело в том, что его решимость, похоже, никогда не сохраняется дольше нескольких дней — лишь до того момента, как Рэссак позовет его, скажет, что надо, и все начинается сначала.
Колыхнувшись пропахшим мускусом атласом и затрещав деревянными кольцами, занавески исповедальни раздвинулись, и Кушо услышал, как на каменных плитах раздался приглушенный звук шагов старой женщины. С шарфом на голове, она тяжело опустилась на скамейку напротив него и принялась перебирать четки.
Момент пришел. Поднявшись на ноги и ощущая боль в коленях, Кушо сделал шаг от скамейки к исповедальне. Задвинув за собой занавески — обшитое панелями пространство еще хранило оставшийся от старухи запах лаванды, — он устроился в темноте. С сухим щелчком открылось оконце. Он набрал в грудь воздуха, поцеловал пальцы и заговорил:
— Простите меня, отец, ибо я согрешил...
20
На Жана Карно имелось солидное досье. Оно велось давно.
Сидя за столом, Жако просматривал материалы из информационного отдела, начиная с первого ареста Карно за автомобильную кражу, когда тому было пятнадцать лет, длинной череды проступков, связанных с наркотиками, и различных нарушений порядка, жизни за счет доходов, полученных аморальным путем, до того момента, как три года назад он был задержан за нападение с применением физического насилия. Жертвой, отметил Жако, была женщина. Как следовало из дела, Карно привязал ее к стулу, избил ремнем и выбил каблуком ботинка два зуба. Из прошедших после первого ареста семнадцати лет четыре Карно провел за решеткой. Если бы подвергшаяся избиению женщина выдвинула обвинения, он бы все еще находился в тюрьме. С тех пор, как удалось установить Жако, Карно был чист.
Однако Жако знал, что это практически ничего не значит.
Раздумывая над информацией, Жако набрал на клавиатуре имя Дуасно и стал ждать, когда на экране появятся нужные ему сведения. На фотографии Дуасно выглядел усталым и удрученным, волосы в беспорядке торчали во все стороны. Видимо, взяли на рассвете, подумал Жако. Вытащили из постели и привезли в управление, дали только одеться и не оставили времени на то, чтобы привести себя в порядок и собраться с мыслями.
Жако просмотрел досье Дуасно. Все как обычно — кража, неподчинение, сбыт краденых вещей, драка. Печальная хроника жизни. Как и Карно, он бывал за решеткой. Последняя отсидка, догадался Жако, в Бомете, что находится на объездной дороге к Касису. Шесть лет, сокращены до трех с принудительной работой.
Жако нашел записи по последнему аресту Дуасно.
Действуя по наводке — никому вознаграждение не выплачивалось, — полицейские провели обыск в боксе гаража в пригороде Тулона и нашли под сиденьем фургона «рено» четыре килограмма гашиша и автоматический пистолет 45-го калибра, прикрученный лентой к рулевой колонке. Когда арестовали Дуасно, зарегистрированного владельца «рено» и гаражного бокса, тот отрицал, что знает о наркотиках или оружии, но это ни к чему не привело. В соответствии со сведениями из отдела информации, он был условно освобожден и переведен на принудительную работу всего за два месяца до этого инцидента.
«Подстава», — сказал Дуасно накануне вечером. Полицейский рапорт, похоже, это подтверждает. Некто подбрасывает улики и вызывает полицию. Рэссак? Кто-то из его команды? Похоже на правду. Дуасно делает что-то глупое и расплачивается за это. А теперь, три года спустя, хочет поквитаться и затем скрыться с линии огня в Испании.
Жако напечатал на клавиатуре команду, и на экране вновь появилось изображение Карно.
Двое мужчин едва ли могут быть более разными. Дуасно почти на двадцать лет старше, небритый, с глуповатым взглядом, на лице неуверенность и следы излишеств. А вот — Карно. Больше шести футов ростом, судя по планке за головой на сделанной в тюрьме фотографии. Явное наличие арабской крови — черные вьющиеся волосы, гладкая загорелая кожа. Высокие скулы, сильный, выдающийся вперед подбородок и скучающий, с издевкой, взгляд черных как уголь глаз. Губы полные, но нетерпеливо поджаты, из-за чего на щеках образовались тонкие, похожие на скобки, линии. Зубы, подумав Жако, должны быть белыми и ровными, а судя по наглому взгляду, и крепкими. Еще он был совершенно уверен, что Карно, если захочет, может изобразить самую доброжелательную улыбку.