17

Вторник

Развалившись в кремовой кожаной роскоши капитанского кресла, Памук повернул привод дроссельных заслонок двигателей «Ферретти», и семнадцатиметровая крейсерская яхта вспенила форштевнем чернильную голубизну Средиземного моря. Пока он приводил ее к ветру, легкая волна шлепала в борт судна и звук двух двигателей превратился в едва слышный рокот. Памук знал этот отрезок берега как свою ладонь, но все же перепроверил положение судна по дисплею с картой и бросил взгляд на эхолот — было достаточно мелко, чтобы при надобности бросить якорь.

Наклонившись над штурвалом, он взял бинокль и осмотрел горизонт — несколько далеких парусов спешили поймать побольше ветра за Кальсереном и Иль-де-Риу, мимо мыса Круизет на запад двигалась тяжело нагруженная громадина контейнеровоза, поеживались в мареве над водой очертания приближающегося парома «Тунис-Лайн». Потом он повернулся и навел бинокль на поросший кустарником берег с мысками сосен и сияющим белизной известняком, который поднимался меньше чем в двухстах метрах по правому борту. Удовлетворенный осмотром, Памук отложил бинокль, взял телефон, укрепленный на приборной доске, и позвонил вниз, в главную каюту, чтобы сообщить мсье Баске, что они уже прибыли на место.

На борту были только они двое.

Памук приехал к месту стоянки «Вале-дез-О» в Старом порту в 6.30 утра, примерно в то время, когда жены рыбаков устанавливали свои прилавки на Ке-де-Бельж. Женевьева, помощница мсье Баске, позвонила накануне вечером и сообщила график плавания. К тому моменту, когда мсье Баске в 8.45 поднялся на борт, баки были полны, кондиционеры отрегулированы, а прогретые двигатели урчали на оборотах.

Памук захватил с собой пакет свежих круассанов и булочек с шоколадом из «Жольен» и немного фруктов и фиников с рынка Капуцинов. На камбузе из фруктов сделал сок, как любит мсье Баске, с 8.40 варится кофе «Блю Маунтин», а телевизор в кают-компании настроен на Си-эн-эн. Еще Памук остановился у табачного киоска на углу Питэ, чтобы купить коробочку карамелек «Лажони» с кашу[21]. Это был любимый сорт мсье, но он постоянно забывал, куда их положил. Памук на всякий случай захватил коробочку про запас.

 «Вале-дез-О» могла показаться бревном длиной более пятидесяти футов, но управлять ею было одно удовольствие. Ее можно подводить к причалу и швартовать одной рукой, отходить от стенки — не сложнее. Через пять минут после того, как мсье Баске скрылся в каюте, они уже плыли по проливу вдоль пристани на Ке-де-Рив-Нёв мимо завистливых взглядов, пока не повернули в море между фортами-близнецами: Сен-Жаном и Сен-Николя. И вот, двадцать минут спустя, они неспешно дрейфовали примерно в шести километрах от Касиса. Работающие на холостом ходу двигатели тихо урчали где-то под кормой.

— Видишь кого-нибудь? — спросил Баске, выйдя на мостик и осматриваясь.

— Ничего, кэп. — Памук покосился на хозяина.

Массивный мужчина к шестидесяти, с ежиком седых волос, Баске имел короткую мускулистую шею, полное лоснящееся лицо и маленькие прижатые уши. Он явился на яхту в шелковом костюме-двойке, который переливался на солнце, и в тщательно отполированных ботинках с украшениями поверху, но переоделся в каюте в шорты, рубашку-поло и матерчатые туфли. На его бычьей шее висела золотая цепь с крестиком, на запястье сверкал «Ролекс» с бриллиантами. Зеркальные солнечные очки довершали картину. В руках он держал кружку с кофе. Ароматный напиток безжалостно расплескивался по палубе, когда «Ферретти» переползала через большую, чем обычно, волну.

Если бы не «Ролекс», Поль Баске мог сойти за простого туриста среднего возраста, ожидающего, когда освободится столик в каком-нибудь пляжном клубе на Прадо. Но Памука внешностью не обманешь. Мужчина, который стоял рядом с ним, уж точно не турист. Мсье Баске один из наиболее известных в районе бизнесменов, застройщик, который превратил большой участок побережья в загородный клуб с бесконечными виллами под черепицей, бассейнами, гольф-клубами и теннисными кортами. И все это было построено меньше чем за десять лет.

Эту историю знали все. Уже двести пятьдесят лет семья Валадо, в которую Баске вошел благодаря женитьбе, делала деньги на мыле и эфирных маслах. Когда тесть умер и мсье Баске взял дела компании в свои руки, Он заложил ее под программу диверсификации, которая была начата с застройки жилой и коммерческой недвижимости в центре городка, а потом развернута и на побережье. Говорили, что между Марселем и Сен-Рафаэлем нет ни одного кирпича без печатки Баске. И Памук этому верил.

Вылив остатки кофе за борт, Баске пристроился на банке.

— Подведи ее поближе, — сказал он. — Давай посмотрим.

Дав двигателям полные обороты, Памук повернул против дувшего с суши ветра и погнал яхту к берегу иззубренной стене из известняка, тянущейся от Монтредона, чуть восточнее Марселя, до пригородов Касиса. По всей длине пустынная береговая линия была изрезана узкими, похожими на фьорды бухточками. Устье одного из них, метрах в пятидесяти теперь открывалось перед форштевнем «Ферретти». Когда были пройдены два мыса, охраняющих устье залива, волнение уменьшилось; и Памук сбросил скорость, дав яхте торжественно скользить между отвесными скалами. Звук двигателей эхом отражался от каменных стен. Рядом стоял Баске, переводивший взгляд с правого борта на левый. Отвесные скалы бухты поднимались над ними на добрую сотню метров. Хилые, искривленные сосны и кусты золотой мимозы лепились к каменным поверхностям, их корни расползались по откосам в попытке хоть как-то зацепиться за камень. Было чуть больше десяти утра, и уже жарило. Солнце поднималось высоко над краями каньона и нагревало палубу у них под ногами и леер, за который держался Баске.

Когда-нибудь в скором времени этот кусочек берега станет самым желанным местом на всем побережье. Ничто нельзя будет сравнить с ним, от Марселя до итальянской границы. Дюжина роскошных вилл, встроенных в берега бухты, каждая с собственной круговой террасой, причалом... Причудливая форма залива гарантирует, что из одной виллы другую видно не будет. Полное уединение. Баске словно воочию видел участки на склонах и обрывистом берегу — настилы из красного дерева под черепичными крышами, джакузи и стеклянные стены, каждое владение соединено проходом с собственной пристанью и террасой на мысу.