– Мы с тобой прекрасно знаем, что стоит Бэлле почуять опасность, как она бросается в атаку.

– Опасность? Ее испугало, что мы с Фэн отправились на прогулку?

– Ты же ее знаешь. Весь мир должен вертеться вокруг нее одной. – За долгие годы Лекси хорошо это усвоила.

– И все-таки она права. Я зануда.

– Конечно, нет!

– Да. – Робин выпустила руку подруги и тяжело опустилась на кровать, ссутулив плечи. – Самое яркое событие в моей жизни в последнее время – походы с Джеком на уроки музыки для малышей.

Лекси рассмеялась.

– Думаешь, я шучу? – продолжала Робин. – Я даже чувство юмора потеряла, когда засела дома. Чем я сейчас занимаюсь? Хожу на работу, забочусь о сыне, ужинаю с родителями, смотрю телик, а затем ложусь спать. Вот и все. Так выглядит моя жизнь, она даже мне наскучила.

Лекси тоже села на кровать, и матрас просел под тяжестью ее тела.

– И давно у тебя такое ощущение?

– Вот уже несколько месяцев. Господи! – Робин закрыла лицо руками. – Или даже несколько лет. После рождения Джека мне начало казаться, что я потеряла часть себя. Знаю, эгоистично так говорить, потому что я очень люблю сына и на все ради него готова, но… Вдруг я отдаю слишком много, и в итоге мне самой ничего не останется? – Робин подняла голову, ее лицо исказила гримаса боли. – Родители очень помогли мне после развода с Биллом, но я не думаю, что совместная жизнь с ними идет мне на пользу. Представь себе, я до сих пор сплю в собственной детской!

Лекси всегда нравились родители Робин. Заботливые, из тех, на кого можно положиться, – такой контраст с ее собственной семьей! Правда, в их доме навсегда поселилась грусть (хотя Лекси было неприятно даже думать об этом). Старший брат Робин Дрю сел за руль в нетрезвом виде и погиб. Горе отца и матери не ограничилось каким-то определенным периодом, а растянулось на долгие годы, превратившись в их привычное состояние. Лекси полагала, что они потеряли жизненные ориентиры. Дочь стала для родителей единственной отрадой. И, судя по тому, что Робин поступила в университет в родном городе, а затем нашла работу в местной фирме, подруга это тоже понимала.

– Я должна переехать, – сказала Робин, потирая шею, словно одна мысль об этом заставила ее тело окаменеть. – Правда, Джеку будет грустно расстаться с бабушкой и дедушкой. Да и отец очень расстроится. Он привык завтракать вместе с внуком и считать, сколько птичек подлетит к кормушке. Мама говорит, что так здорово, когда в доме кто-то бегает и шумит, я буду чувствовать себя ужасно, если…

– Робин, – прервала ее Лекси, – может быть, пора подумать о том, чего хочешь ты, а не твои родители или Джек? – Она пристально смотрела подруге в глаза, давая возможность осмыслить сказанное.

– А если я не справлюсь в одиночку?

– Ты самая способная из всех, кого я знаю. И всегда думала о других, а только потом о себе. Полагаю, ты настолько привыкла так жить, что сейчас сама не понимаешь, что тебе нужно.

Робин зажмурилась, пытаясь переварить новую информацию. На ее подгоревших плечах остались крупинки соли, а обычно прямые волосы слегка вились из-за морской воды. После долгого молчания она наконец сказала:

– Я знаю, что мне нужно. Друзья. Солнышко. С кем-то познакомиться, попробовать что-то новое. Я хочу разорвать привычный круг. Спасибо.

Робин положила голову на плечо Лекси. Та почувствовала исходящий от подруги приятный запах – что-то сладкое, смешавшееся с морской водой, – и вдруг вспомнила, как они играли в нетбол. Робин, фланговый нападающий, молниеносно передвигалась по полю, ее ножки так и мелькали. Бэлла всегда была центральным игроком, и они без устали летали по полю, согласовывая свои действия без слов и отбирая мяч у соперников.

– Ты должна сказать, что все слышала. Пусть Бэлла поймет, что обидела тебя.