Теперь глаза округлились уже у моего нового собеседника.

— Пятьдесят? — Мужик замер, как будто стараясь осознать названную сумму, а потом развернулся к резко побледневшему товарищу: — Свирис, это правда? Пятьдесят монет?

— Э…

— Ты отдал пятьдесят монет какому-то проходимцу?

— Еще не отдал… только потом…

— Замечательно. Рад, что хотя бы на это у тебя хватило мозгов, тупой кретин.

Морально унизив несчастного охранника, суровый рыбак обернулся ко мне, нахмурился, гневно сощурил глаза и почти минуту провел в неподвижности. Это выглядело достаточно угрожающе, но я все-таки не испугался. Лишь отплыл чуть дальше и загадочно булькнул, выплюнув попавшую в рот воду.

Наконец зловещее молчание было нарушено:

— Не больше десяти монет, понял? То, что ты смог обвести вокруг пальца этих идиотов, ничего не значит. Наша деревня не может позволить себе такие траты, ясно? Или десять монет, или выметайся.

— Может, двадцать?

— Десять. Это мое последнее слово.

— Ну ладно, — я пожал плечами и снова булькнул. — Тьфу. Я человек небогатый, так что согласен. Можно продолжать?

— Да. И старайся как следует!

До самого вечера я ползал по дну, разыскивая желтых тварей и высматривая, нет ли где-нибудь рядом очередной тридакны. Затем снова вытащил светящийся булыжник и продолжил работать ночью. Потом утром…

Ближе к полудню следующего дня разлом с главной звездой был найден. Я закинул в рюкзак очередную мелкоту, цапнул матку и всплыл на поверхность.

— Эй, Свирис! Дело сделано!

Вернувшийся на дежурство мужик внимательно осмотрел шевелящуюся гадость, проследил за тем, как я превращаю ее в трофей, а затем горестно вздохнул и потянулся к поясу:

— Десять золотых. Держи.

— Если что, я могу каждую неделю к вам наведываться. Проверять, чистить…

— Не надо, — печально качнул головой рыбак. — Хрен тебе кто еще деньги за это даст. Разве что опять из моего жалованья вычтут, сволочи. Гады. Козлы.