Знаете разницу между простым стрелком и снайпером? У стрелка есть пульс. У снайпера — нет.

Бобби приготовился к долгому сидению: отрегулировал упор для винтовки, подложив под ружейное ложе резиновый валик, чтобы добиться нужной высоты. Потом подвинул стул таким образом, чтобы приклад упирался ему в изгиб плеча. Когда винтовка заняла подобающее место и стала чем-то вроде третьей руки, он наклонился вперед и нашел оптимальную точку соприкосновения — то место, где, коснувшись щекой ложа, он мог через линзу разглядеть в перекрестии прицела целый мир. Бобби видел все, любая мишень была в его власти.

Он снова посмотрел на мужчину, который теперь уставился на что-то лежавшее за кроватью.

Бобби медленно навел прицел на затылок преступника. Дыхание стало ровным, пульс успокоился. Он, не дрогнув, спроецировал будущий выстрел.

Полицейские-снайперы учились лишь одному — немедленно обезвреживать человека, держащего палец на спусковом крючке. По сути дела, месяц за месяцем Бобби тренировался разрубать пулей стволовую часть мозга.

Позиция его вполне удовлетворяла. Угол был подходящий, дистанция небольшая. Незначительное отклонение может получиться из-за стеклянной двери — но ничего такого, что нельзя уладить при помощи пули с утяжеленным наконечником. Мишень неподвижна, значит, не нужно стрелять на опережение, и при таком незначительном расстоянии ветер ему не помешает.

Бобби отвел взгляд от прицела, стараясь не сдвинуть с места винтовку, и сделал несколько пометок, обозначив свое местоположение, потом взял бинокль, чтобы расширить поле зрения, и снова принялся осматривать дом.

Мужчина слегка сдвинулся, теперь он стоял в изножье кровати. Бобби почувствовал растущее напряжение, которое вот-вот должно было достигнуть апогея. Сначала он не мог объяснить почему, но потом понял.

Дело в том, как мужчина стоял: плечи развернуты, точно в боевой стойке, локти в стороны, ноги чуть раздвинуты. Это угрожающая поза, когда человек пытается казаться больше и сильнее. Бобби мог поклясться, что лицо мужчины искажено сейчас уродливой гримасой и от ярости покрыто багровыми пятнами.

Бобби снова принялся искать женщину и ребенка — и опять безуспешно. Они где-то в этой комнате, иначе мужчина уже ушел бы оттуда. Хотел бы Додж видеть сейчас его физиономию.

Поскольку никаких неожиданностей не предвиделось, Бобби снова принялся набрасывать план здания. Следуя протоколу, он обозначил каждую сторону буквами А, В, С и D. Поскольку с боков и сзади к дому примыкали постройки, для штурма подходил лишь фасад — сторона А. Потом он пронумеровал этажи с первого по пятый плюс подвал. И наконец Бобби отметил на плане все бреши на стороне А — окна и двери — с указанием приблизительных размеров и тоже пронумеровал их слева направо.

Получилась унифицированная схема, которую должны были использовать и все остальные. Мужчина стоял перед дверью на стороне А, четвертый этаж, третье окно — или, если коротко (когда начнется горячка), А-четыре-три. И никаких споров по поводу правой или левой стороны. Три координаты, бабах — и дело сделано.

Закончив план, Бобби проверил все еще раз — для себя. Этому его научили годы работы. Есть ли в доме какие-нибудь признаки заблаговременных приготовлений: заваленные двери, заколоченные досками окна? Или того, что кто-то пытается скрыть преступление? Опущенные шторы, мебель, загораживающая обзор, и так далее. Заранее подготовленное преступление — всегда угрожающий сигнал. Так же как и выстрелы из окна или откровенные угрозы насилия.

Все тихо. Во всем здании, казалось, не было никого, кроме одинокого мужчины, стоявшего в четырех футах от застекленной двери. А-четыре-три.

Бобби положил бинокль и снова принялся разглядывать комнату через оптический прицел.

Из приоткрытой фрамуги в комнату задувал холодный ветер, леденя лицо и пальцы. Когда показался корректировщик, Бобби затворил окно, но продолжал сидеть рядом, готовясь открыть его при первой же необходимости. Сейчас он был в наилучшем состоянии духа. Дыхание выровнялось, мускулы расслабились. Именно этого ему и хотелось. Спокоен, но готов. Бдителен, но не напряжен. Не замахивайся свыше меры — и не промахнешься. В общем, он даже не думал о карточном столике, о холодном ноябрьском ветре и о мистере Харлоу, который по-прежнему маячил в дверном проеме, рассчитывая на интересное зрелище.

Скоро начнутся переговоры, мужчине позвонят и попытаются прийти к какому-то мирному решению. Если никто пока не ранен, его, вероятно, уговорят сдаться, в этом случае самое большее, что ему грозит, — это незначительное предупреждение. Если же семья пострадала или, еще хуже, погибла, все становится сложнее. Но посредники знают свое дело. Всего лишь год назад Бобби сам видел, как Эл Хансон убедил трех бежавших из тюрьмы арестантов сдаться добровольно, хотя им всем грозило пожизненное заключение и терять было нечего. Потом Эл подошел к каждому из них по очереди, потрепал по плечу и искренне поблагодарил.

Такие ситуации всегда начинаются с шума и лишней траты сил. А потом на сцену выходит отряд Бобби и все улаживает. Незачем действовать очертя голову. Нет нужды в насилии. Давай пойдем по разумному пути, старик, и все сложится наилучшим образом.

Движение. Преступник внезапно повернулся и, судя по всему, двинулся в правую сторону. Бобби наконец разглядел у него пистолет.

— Белый мужчина идет по направлению к двери, А-четыре-три. В правой руке предмет, похожий на девятимиллиметровый пистолет. Вижу женщину, — объявил Бобби с легким оттенком торжества в голосе. — Длинные черные волосы, темно-красная футболка, стоит на коленях или сидит на полу за кроватью, в пятнадцати футах от двери, А-четыре-три. С ней ребенок. Она прижимает его к себе. Маленький, два-три года.