Жар был сильный, он буквально сжигал Степана изнутри, мешал говорить.

— Какая у тебя кожа-то беленькая. — Он присел и осторожно коснулся обнаженной лодыжки государыни. Раньше-то, бывало, мял ее сколько хотел. А сейчас только от одного прикосновения едва разум не помутился. — Как снег, — ладонь скользнула выше, приподняла краешек исподнего белья, — и такая же мягкая, как пух.

Не останавливаясь, пальцы скользнули выше. Добрались до коленей. Задержались ненадолго, будто бы для того, чтобы отдохнуть, а потом устремились далее к бедру, слегка раздвигая ноги. Царица вздохнула глубоко, подавшись вперед.

— Не надо, Степушка, не надо… Ведь узнать же могут. Грех-то какой!

— Не бойся, государыня, не узнают, — легкомысленно пообещал Степан, приподнимая исподнее.

Всего-то легкая заминка, после которой Евдокия, окончательно сдаваясь, подняла руки. Легкий полупрозрачный шелк скользнул по гладкому телу, обнажив красу неописуемую. От прежней плоскогрудой девчонки не осталось и следа, перед Степаном была дородная женщина, понимающая и ценящая мужскую ласку. Не удержавшись, Глебов притянул государыню к себе и услышал протестующий шепот:

— Не на лавке же, охальник. Я сама до постели дойду. Да и щеколду не забудь задвинуть, не ровен час, войдет кто!

Сбросив с себя оцепенение, Степан на деревянных ногах протопал к двери, обернувшись, увидел, как Евдокия Федоровна, уже совершенно не стесняясь своей наготы, направилась к постели. Откинула одеяло и расположилась у стеночки, оставляя место и для Глебова. «Точно так же она поджидает и государя», — шевельнулась внутри Степана гордыня, перемешанная с ревностью, заглушив прочие чувства.

Сняв кафтан, Степан бросил его рядом с исподним государыни. Поймал ее слегка насмешливый взгляд. Развязал порты, положил их аккуратно и, задув свечу, затопал босыми ногами к царице.

В избу к солдатке Степан Глебов вернулся только под самое утро. Разобиженная, она открыла щеколду и, едва взглянув на полюбовника, удалилась в избу.

Оно и к лучшему. В наступившее утро Степану Глебову было не до разговоров. Сладость познается только в настоящей любви. Прожив тридцать с лишним годков, Степан Глебов теперь понимал, что прежние его отношения с бабами были всего лишь баловством, а то, что приключилось нынешней ночью — настоящее чувство. Оказывается, нужно попробовать полсотни девок, чтобы понять истину.

Несмотря на бессонную ночь, уснуть Степан не мог. Долго ворочался, прислушиваясь к вздохам хозяйки.

На следующий день ближе к полудню заявился Назар Маршавин. Уверенно протопал через избу прямиком к разнежившемуся Глебову. Отыскал в углу кувшин с брагой и, крякнув от удовольствия, налил полную братину.

Толкнув под локоть задремавшего было Глебова, Маршавин мелко хихикнул:

— Ну и каково оно с царевной-то, а? Наверное, как-то по-особенному?

В какой-то момент Степан вдруг ощутил невероятную потребность поделиться пережитым. Поведать об испытанном, рассказать, какая упругая и нежная кожа у царицы, о том, что у самого паха имеется родимое пятно светло-коричневого цвета величиной с фасоль. Не удержавшись, он прикоснулся к нему губами, вызвав невольный восторг государыни. И даже когда уходил от нее утром, никак не мог поверить в состоявшееся счастье. Откинув одеяло, Евдокия тихо посапывала, обнажив бок. Исподнее аккуратно уложено на табурете, поверх которого, провалившись в ткань, торчал золотой крест, снятый с шеи царицы.

Вспомнив протяжный стон царевны, когда они в размеренном и быстром темпе вбежали на самый верх блаженства, Степан счастливо улыбнулся. Было!

Глебов приподнялся, присел на свободный стул, а потом усмехнулся в ехидную физиономию Маршавина:

— А с чего ты взял, что было?

С минуту подьячий непонимающе хлопал белесыми ресницами, пытаясь отыскать в лице Глебова лукавинку. Однако его встречали строгие серьезные глаза. Окольничий шутить не собирался.