Книги

У смерти женское лицо

22
18
20
22
24
26
28
30

— Священные ко... а, это, — рассмеялся Гоша. — Надо же, запомнила. Язык мой — враг мой. Конечно, найду. Спи спокойно, дорогой товарищ. Кстати, как прошел первый трудовой будень... или как правильно будет — будня?

— Правильно будет — сумасшедший дом, — сказала Катя, наблюдая за тем, как Гоша отпирает дверь своим ключом. — Я какому-то хмырю морду расковыряла.

— Как же, — сказал Гоша, — наслышан. Если это был тот, о ком я думаю, то он давно напрашивался на что-нибудь в этом роде. Просто до сих пор ему ни разу не посчастливилось нарваться на такую, как ты.

Он отключил сигнализацию, позвонил в службу охраны и назвал пароль. Катя стояла поодаль, откровенно зевая во весь рот. "Интересно, — подумала она, — откуда у него такая информированность?

Впрочем, чему тут удивляться: в коллективе, на восемьдесят процентов состоящем из баб, секрет — понятие очень относительное..."

— Пошли, — сказал Гоша, вешая трубку. — А сказки, если не секрет, — продолжал он, — тебе Щукин после этого никаких предложений не делал?

Катя приостановилась и внимательно посмотрела на своего собеседника, гадая, что может означать этот вопрос.

— В каком смысле? — осторожно спросила она.

— Молодец, — похвалил Гоша, — правильно себя ведешь. Уверен, что он к тебе с этим подкатывал. Не мог не подкатить, он в людях разбирается.

— Да с чем он должен был ко мне подкатить? — спросила Катя, которую в данный момент больше устраивала позиция человека, задающего вопросы.

Гоша же, как выяснилось, не имел ничего против того, чтобы ответить. Похоже, это был классический тип болтуна, и Катя про себя решила взять это на заметку.

— Это у него застарелый бзик на почве нервного переутомления, — сообщил он, широко шагая по коридору. — Он давно мечтает о скрытом охраннике — таком, чтобы с виду был сопля-соплей, а на самом деле мог бы разобраться с кем угодно. Похоже, ты — идеальный вариант.

— Вот спасибо, — сказала Катя. — Я, значит, сопля-соплей. Колобок несчастный!

— Соглашайся, — посоветовал Гоша, не обращая внимания на последнюю Катину реплику. — Это чистой воды каприз, а за свои капризы люди вроде Щукина хорошо платят. Даст Бог, не перетрудишься. В принципе, у нас тут довольно тихо, хотя бывает, конечно, всякое.

Катя неопределенно пожала плечами, не собираясь говорить ни да, ни нет. Гоша отпер ключом очередную дверь и пропустил Катю в каморку, в которой с трудом помещались обшарпанный письменный стол, старый вращающийся стул с рваным сиденьем и видавшая виды медицинская кушетка, накрытая вытершимся клетчатым пледом. Из-за опущенных жалюзи в комнатушке царил зеленовато-коричневый полумрак, мешавший Кате разобрать названия стоявших на захламленной полке книг. На стенах висели какие-то фотографии и афиши, изо всех углов торчало нечто, свернутое в запыленные рулоны, а на спинке стула сиротливо висел расшитый концертными блестками лифчик.

— Гм, — сказал Гоша, быстро, но непринужденно сдергивая лифчик со спинки стула и забрасывая его в угол. — Прошу пардону. Я же говорю — напряженная неделя.

— Ничего, — сказала Катя, — мне даже нравится. Люблю бардак, особенно творческий.

— Какое уж тут творчество, — сказал Гоша и тяжело вздохнул. — В общем, располагайся.

— Погоди, — сказала Катя. — Я так понимаю, что это твой кабинет. Где же ты будешь работать?

— Работаю я в зале и на сцене, — ответил Гоша, — а здесь я сачкую и хлещу спиртные напитки в рабочее время. Иногда не один. В общем, разок я смогу и перебиться. Спи и ни о чем не думай. На двери есть задвижка. Я, между прочим, предусмотрительный, так что никто до тебя не доберется. Хотя я, признаться, был бы не прочь.