Он усмехнулся. Звук был легким. Почти приятным. Все в нем резко отличалось от человека, который пытался изнасиловать меня всего несколько месяцев назад.
— Когда ты так говоришь, это звучит безумно. — Он посмотрел вниз на крюк вместо своей руки. — Но я и раньше был сумасшедшим. Движимый жадностью, ревностью, горем. Я ненавидел всех, своих родителей, Кристиана… себя. Эта ненависть чуть не погубила меня. Кристиан имел полное право убить меня. Это была бы не его вина. Только моя. Это уничтожило бы моих родителей. А они хорошие люди. Лучшие. Через что они только не прошли, чтобы оправиться после потерянного… — Он замолчал, его глаза остекленели.
Эмоции в его голосе были ощутимыми. Ему было стыдно.
Конечно, это могло быть притворством. В глубине души он мог строить козни, выжидая удобного момента, пока не застанет Кристиана врасплох, чтобы отомстить. Но я сомневалась в этом. Очень немногие люди могли так притворяться. И я знала, что Кристиан видел их насквозь.
Я верила, что он защитит меня. Доверила ему свою жизнь. Такая огромная перемена по сравнению с моими чувствами всего два месяца назад, когда я ненавидела его и была убеждена, что он станет моим концом, хотела его смерти.
Многое может измениться за короткое время. Ненависть не вечна. Хотя вначале она казалось каменной, сейчас быстро рассыпалась, открывая нечто совершенно иное.
— Я навлек позор на свою семью, — голос Лоренцо стал более твердым. — Моей сестре было бы стыдно за меня. Из-за того, как ее смерть повлияла на меня, — его глаза встретились с моими, непоколебимые, — ей бы не понравился человек, в которого превратился Кристиан, но она бы поняла, что для него не было другого пути. Она была бы счастлива, что у него есть ты. Ты хороша для этой семьи. Хотя я и не жду, что понравлюсь тебе или ты простишь меня, надеюсь, что со временем ты сможешь понять меня. — Его губы изогнулись в слабом подобии улыбки. — У тебя есть на него влияние. Я это вижу. Если ты захочешь, он убьет меня. Прогонит. Но я хочу присутствовать на вашей свадьбе. Чтобы найти способ вернуться в семью. Я не буду угрожать титулу Кристиана. Я этого не хочу, — Лоренцо метнул взгляд в сторону. — Я не заслуживаю доверия. Но все понимаю. Я в твоей власти.
На нас опустилась тишина, густая и тяжелая от ожидания. Я могла бы выстрелить ему между глаз — у меня неплохо получалось благодаря трехразовым еженедельным тренировкам на стрельбище, — и никто бы не стал задавать вопросов. Или обижаться на меня. Он показал себя негодяем.
Не думала, что в этой жизни можно получить второй шанс, но подозревала, что у Лоренцо их было много. А я не особенно милосердна.
— Если ты сделаешь что-нибудь, что будет угрожать этой семье, я убью тебя сама, — пообещала я.
Он снова улыбнулся, выглядя довольно милым.
— Я бы не ожидал ничего меньшего.
Я стояла в свадебном платье и дрожала.
Страх не имел никакого смысла. Я не была какой-то девственницей, к которой не прикасался жених. Мой жених прикасался ко мне, трахал меня так, как только можно трахать женщину. У меня не осталось невинности.
Брак был всего лишь листком бумаги. Я верила в это, не так ли? В моей жизни нет места романтике. Мы с Питом были помолвлены несколько лет, а я даже не взяла в руки свадебный журнал. Не было ни одной мысли о свадьбе, и всякий раз, когда я думала об этом, меня охватывал ужас и начиналась чесотка.
Если бы я так мало думала о браке, у меня не было бы такой реакции. Что-то внутри меня знало, что жизнь с Питом — это смертный приговор.
За месяц, предшествовавший этой свадьбе, не было ничего такого. Никакого страха. А какой смысл, ведь именно эта свадьба вполне могла стать смертным приговором.
Как я могла чувствовать себя лучше на свадьбе, на которую меня принуждали, чем на той, которую я выбрала?
Вот почему я стояла там, полностью одетая в свое платье, и дрожала. Потому что знала — это правильно. К лучшему или к худшему, это навсегда.