Такие как Эрик редко хотят просто кого-то увидеть, но маленькая противная надежда на это была.

Размечталась. Я не знаю, чего ожидала от него, на что надеялась, но его слова больно резали. Напоминали, как я поступила и кем, по сути, была. Старалась выбросить из головы, забыть, сделать вид, что той ночи не было.

И сегодня даже практически удалось не думать обо всём. А Эрик приехал, ворвался бешенным ураганом, а теперь выворачивает наизнанку своими пошлостями и намёками.

Подбираюсь к масляному фильтру, откручиваю с помощью специального ключа, давая стечь остаткам масла. Но странно, оно не выглядит старым, да и сам фильтр кажется недавно установленным. Не в идеальном состоянии, но далеко не критично, совсем не время менять.

Стоило догадаться, что мужчина придумает повод меня увидеть и ремонт ему вообще ни к чему. Можно было даже не касаться мотоцикла, он бы не заметил.

Это злит ещё больше. Занятие, которое обычно отвлекало, теперь ещё больше волнует и путает. Меняю фильтр, и собираю обратно открученные детали. Осталось залить масло и всё готово.

Вместо обычной звенящей пустоты, возникающей после работы руками, только мигрень и ненависть ко всему происходящему.

– Теперь пускай минуту или две будет на холостом ходу.

Вытираю руки тряпкой, проверяя, не обожглась ли нигде. Вроде в порядке. А даже если и нет, то это меньшая из моих проблем. Сбрасываю халат возле выхода и иду обратно к Эрику. Хочется удрать, взять такси и не видеть его больше никогда. Но я уверена, что просто так мужчина не отступит.

Мнусь у входа, как школьница возле кабинета директора. Жалею, что не курю, сейчас бы пару затяжек не помешало. Отвлечься и не думать, что ещё предложит Эрик. Какие найдёт точки, чтобы надавить.

Действительно, Дьявол. Только бывший любимец Господа мог так знать человеческие души. И Эрик смотрит так, что я полностью растворяюсь в карих омутах. Тону, захлёбываюсь, иду на манящие огоньки.

Мужчина будет добирается до чего-то скрытого во мне, что реагирует на его касания, тянется навстречу. Я никогда никому не позволяла столько, сколько ему в ту ночь. И если признаваться откровенно, то ведь делала всё не только из-за договора.

– Давай, Мина, - подбадриваю себя всеми способами. – Не будь трусихой.

Захожу обратно и сразу оказываюсь вжатой в стену. Я должна сбежать от него, отпихнуть, но он словно не чувствует моих ударов и протестов. Одной рукой сжимает шею, обездвиживая и пугая, а второй начинает пробираться под юбку.

Чувствую прикосновение его холодных пальцев к самому интимному и дёргаюсь, понимая, что не выберусь. Лицо пылает из-за стыда, мысли, что ничего не могу с этим сделать.

– Пусти меня. Эрик, это уже не забавно. Пусти ты меня. Ну зачем я тебе?

– Хочу тебя, - он надавливает внизу, играет со мной. Двигается уверенно, обводя клитор по кругу, резко водит по складочкам. Я ненавижу себя от того, как сбивается дыхание и становлюсь влажной, хотя совсем того не хочу.  – И ты меня тоже хочешь.

Нет, неправда, это неправда. Я не могу завестись от таких грубых и наглых движений. От того, что меня вжимают в стену и бесцеремонно лапают, хотя я не хочу.

У меня Гоша, у меня хоть какие-то оставшиеся принципы и гордость. Самоуважения, похоже, не осталось, если стону от прикосновений и сдерживаюсь, чтобы не двинуться навстречу. Что же со мной происходит?

– Господи, Эрик, как заставить тебя отстать?