— Зачем в общагу? — непонимающе хмурится Владимир. — Дом тебе чем плох стал?

— Не хочу никого стеснять.

— Опять эти твои игры в независимость?

Тяжёлый укоряющий взгляд мог бы заставить сомневаться кого угодно, но снова садиться на шею отчима не позволяет совесть, я и без того многим ему обязан.

— Если бы я мог быть полезен…

— Хорошо. Будь по-твоему. Давай поступим так: для начала, устрою тебя разнорабочим на объекте. И совесть чиста, что на хлеб себе сам наскрёб, и систему изнутри изучишь. Но учти, если это будет плохо отражаться на твоей успеваемости — уволю.

— Идёт, — крепкое рукопожатие скрепляет нашу сделку. С такой мощной поддержкой можно не сомневаться — всё обязательно получится. А уж я-то не подведу.

Выудив из сумки чистые джинсы и футболку, иду в душ, намереваясь смыть с себя не только дорожную пыль, но и липкий осадок, оставленный предстоящей свадьбой Снежинской.

Стою под горячими струями, и отчего-то вдруг вспоминаю, как делал это с ней вместе, после нашей первой близости. Та обреченность, с которой Карина усомнилась в моей способности защитить наши чувства от себя самого. Разве такое можно сыграть? Так ли важны первоначальные мотивы, если в тот момент она не притворялась? Что, если она по неопытности запуталась в своих чувствах, а я, дурак, своим молчанием собственноручно подтолкнул её к Климову?

Утешает одно, своё обещание уберечь её я сдержал, а претендовать на большее теперь поздно. Что же мы наделали?

Водные процедуры, как ни странно, ни капельки не бодрят, зато напоминают о Гере, большом их поклоннике. Переодевшись и закинув в рот пару бутербродов, отправляюсь на поиски старого матерщинника. Найти попугая не составляет труда — пернатый продолжает обитать в моей комнате, правда клетка у него теперь новая, чуть ли не в четверть стены. Балуют поганца.

— Эй, красавчик, узнаешь меня? — стучу пальцем по боковой стенке клетки, но Гера демонстративно отворачивает голову, сердито щёлкая клювом. — Ну, ты чего?

— Бедный Пусечка… — жалобно скрипит негодник.

— Это ты что ли Пусечка?! — притворно злюсь, отпирая стальную дверцу, чем не на шутку сержу обиженную птицу. Цапнув меня за палец, Гера грузно спрыгивает с жёрдочки и начинает носиться по полу, суетливо хлопая крыльями и взметая вверх облако сероватых перьев.

— Кар-рина! Кар-рина! Кар-раул! — зрелищно бьётся в истерике Гера, не забывая периодически открывать один глаз, дабы оценить мою реакцию.

Кажись, моя сводная сестрица времени даром не теряла, поделилась с ним актёрским опытом.

— Ринат?! Что ты делаешь?

А вот и защитница слабых и угнетённых. Когда только вернуться успела?

— Кар-рина! — кидается в сторону своей спасительницы пернатый аферист, глядя на неё из-за решётки как на посланника небес. — Бедный Пусечка!

Потрясённо оборачиваюсь, чтобы узнать, какого лешего она сделала с моей птицей, но, вместо этого, лишь по-дурацки улыбаюсь. Очевидно, Карина выскочила прямо из душа, и теперь мокрые волосы торчат во все стороны, а вода с них бодро стекает на спешно накинутый халат… с овечками. Смотрю, и глаза начинает покалывать от нахлынувшей нежности. Такая взрослая и в то же время ещё дитё. Моя маленькая девочка.