— Совсем обалдел?! Каким образом?

— Каким угодно. Ты ведь у нас та ещё выдумщица.

— Нет.

— Нет? — неприкрытая ярость в разноцветных глазах одновременно леденит кровь и завораживает. — Нашего с Катей расставания тебе оказалось мало, так ты решила добить, и унизить меня на весь универ. Ты заигралась, Карина. Остановись. Просто исправь это всё, и разойдёмся как в море корабли.

— Пока ты накачивал себя до невменяемости, я сидела дома. Надраться — твой выбор и проблемы тоже твои. С какой радости мне тебе помогать? — говорю спокойно, стараясь не накалять обстановку, но как-то совсем некстати вспоминаются обидные слова, брошенные им накануне, и страх сменяется слепой злобой, отчего я тоже перехожу на взвинченный полушёпот: — Боишься, что станут показывать пальцем? Осудят? Люди ведь так любят клеймить, да Ринат? И никому, слышишь?! Никому нет никакого дела, как всё было на самом деле. Знакомая ситуация, правда? Такой весь хороший, правильный, а за помощью обратился к обычной, легкодоступной пустышке! Знаешь что?! Катись колбаской, братец! Я ради тебя пальцем о палец не ударю.

Катиться Тролль никуда не собирается, наоборот — в два шага преодолевает разделяющее нас расстояние и пытается схватить меня за руки.

— При чём здесь это?! Двинутая совсем? — шипит он, перехватывая меня у самой двери.

— Ах, ещё и двинутая? — замираю, перестав вырываться и, едва Ринат расслабляется, отталкиваю его что есть силы. — Да пошёл ты!

Я как-то не учла, что после выпитого ноги держат его слабо. Потеряв равновесие, Тролль всем своим весом заваливается на стеклянные полки для сувениров и только в последний момент успевает выставить вперёд руки, защищая лицо. Раздаётся звон битого стекла.

— Чёрт! — болезненно стонет Ринат, поднимаясь с четверенек, и встав на колени, приваливается боком к стене.

По пепельному ковру медленно расползается красное пятно.

— Ринат? — голос хрипит, не слушается. Я как во сне приближаюсь к скорчившемуся на полу сводному брату. — Ты в норме?

Он не отвечает. Сейчас для него вряд ли существует что-то, помимо своих раздирающих ощущений. Кто-то истошно кричит. Я даже не сразу соображаю, что это мой собственный голос. На коленях Тролля безвольно лежит правая рука, разрезанная от локтя до самого запястья, у самого сгиба из пореза торчит осколок извлечением которого он и поглощён.

— Эй, ты меня слышишь?

Его высокий лоб весь покрыт испариной, окровавленные пальцы дрожат и постоянно соскальзывают, Ринат бледнеет как полотно, на котором искривлённым пятном алеют обкусанные губы, но раз за разом повторяет свои попытки.

Ставшей чужой ладонью стираю испарину с уголков его лба, давясь гнетущим чувством беспомощности и жалости. От непередаваемого ужаса по щекам скользят горячие слёзы, и на один короткий момент меня посещает дикая мысль, что он мне дорог. Действительно дорог, как воздух или свет.

— Карина, что там у тебя происходит? — дверная ручка настойчиво дёргается под отцовской рукой, вызывая во мне ещё больший приступ паники. В комнате вдруг становится слишком жарко, терпкий запах крови щекочет ноздри, вызывая судорожные спазмы в моём, слава Богу, пустом желудке.

Что делать?

Если Ринат не выживет, мне крышка.

— Прости, братишка, мне правда жаль, — шепчу в сторону слабеющего на глазах парня и, что есть духу, кричу: — Папочка! Помоги!