Увы, она меня не обманывала. Я знала наверняка – и по ее тону, и по тому явному замешательству, с которым она в смущении рассказывала, как мальчик забирался к ней в кровать. Боже, до чего она чиста, просто невероятно! Я же отравлена своими тайными свиданиями, когда по ночам я должна убегать в лес.
Между тем, клянусь, и я была бы точно такой же, как Донна, если бы, находясь в лесу, просто скакала бы между стволами, а не… совершала бы того, что совершается сейчас. Но я ведь… совсем не хочу этого! Больше всего мне хочется ощущать то приятное возбуждение, которое делает меня такой игривой. Все, что я хочу, – это пытаться делать счастливыми других, а вовсе не заниматься нудной «работой», когда кто-то другой пытается доставлять удовольствие мне.
Как бы хотелось, чтобы где-нибудь было такое место, куда можно бы прийти и получить ответы на все вопросы, чтобы знать: правильно ты поступаешь или нет. А как могу я, спрашивается, знать об этом, если я даже не имею возможности ни с кем обсудить свои проблемы? Остается только снова и снова повторять одно и то же. Я кручусь как белка в колесе – пора ему наконец остановить свой бег.
Донна и я по-прежнему подруги, я люблю ее, как и прежде, но все стало, однако, совсем иным. Я уже не в состоянии думать так, как думает она, даже пытаться – и то не могу. Надо будет разобраться в своих чувствах и попробовать убедить других смотреть на вещи моими глазами. Как бы мне хотелось, чтобы у меня сейчас была та сигарета с марихуаной. Похоже, я не смеялась уже долгие-долгие годы.
Спасибо, что выслушал меня.
22 июня 1986
Я просто все запишу, не особенно буду ломать себе голову. Может, тогда я больше запомню. Я только что проснулась. Сейчас 4 часа 12 минут утра.
Я не помню, когда это началось, но у него всегда были длинные волосы. Он знает обо мне все и знает, как запугать меня. Так не может напугать меня ни один из тех снов, о которых я тебе рассказывала.
Сначала он начал играть со мной. Мы гонялись друг за дружкой по лесу, и он всякий раз настигал меня… я же его ни разу. Он неизменно появлялся из-за спины и хватал меня за плечи, спрашивая мое имя. Я отвечала, что меня зовут Лора Палмер, тогда он отпускал меня, разворачивал к себе и смеялся.
Когда думаю об этом, то понимаю, что он играл не так, как следовало бы. Все время злобствовал и пугал меня. Мне кажется, ему доставляет удовольствие видеть мой испуг. Именно это чувство я испытываю, когда он берет меня с собой. Ему нравится смущать меня, сдергивая с меня трусики и засовывая внутрь свои пальцы. Когда он видит, что мне больно, он отдергивает руку и начинает ее обнюхивать. Он всегда говорит, что внутри у меня плохо пахнет. И не просто говорит, а громко кричит об этом деревьям в лесу. Я так плохо пахну, орет он, я грязная, и непонятно, почему я все-таки ему нравлюсь. И еще он говорит, что, если бы я все время его не звала, он бы никогда не возвращался.
Когда я стала старше, он начал рассказывать обо мне такое, чего я не знала. Не думаю, что он говорил правду. Думаю, он лгал мне и сочинял по ходу дела. Он всегда знал, чем меня напугать и как заставить меня расплакаться. Потом он брал меня за шею… и сдавливал ее. Сдавливал до тех пор, пока я не переставала плакать. Отпускал он меня только тогда, когда я почти теряла сознание… Думаю, я его теряла… иногда это все еще случается. В глазах темнеет и звенит в ушах, голова идет кругом, и я ничего не вижу. И я перестаю плакать, иначе он будет давить еще.
Иногда он говорит:
– Что это здесь такое? Что это здесь такое, Лора Палмер?
Он всегда произносит мое полное имя, как будто мы с ним не близко знакомы, но во всем остальном он ведет себя совсем не так. Иногда я возвращаюсь домой окровавленная. Ничего никому не объяснишь, так что мне приходится сидеть остаток ночи в ванной одной, дожидаясь, пока перестанет идти кровь. Иногда он оставляет порезы между ног, а в другие разы – во рту. Маленькие порезы, сотни таких маленьких порезов. В ванной мне приходится пользоваться фонариком, чтобы родители, проснувшись, не увидели света – тогда неприятностей не оберешься.
Бывают ночи, когда я становлюсь липкой от выделений. Он быстро размазывает на себе мою слизь и требует, чтобы я держала ее в ладонях, закрыла глаза и повторяла маленькое стихотворение, пока не вылижу ладони досуха.
Все стихотворение я не помню. Выделений давно не было, когда он заставлял меня повторять эти строки:
(Дальше не помню, кроме последней строчки.)
Он требует, чтобы я получала удовольствие, находясь рядом с ним. Он хочет, чтобы я неустанно повторяла, какая я грязная, как от меня дурно пахнет. По его словам, меня надо швырнуть в реку, чтобы отмыть.