Представлял, будто она идет сейчас рядом и держит его за руку. Такая чистая, смелая, и немного наивная… Его любимая, чью жизнь он будет охранять как зеницу ока. Ведь теперь каждое биение ее сердца отдавалось и в его груди, а каждый ее вздох был его вздохом. Пусть это будет всегда!

Навсегда и чуть дольше…

Он вздохнул и снова запел:

— Видели ночь, гуляли всю ночь до утра…*

У ворот больницы остановился, почувствовав странное жжение в груди. Ноги сами повели его внутрь пустынного двора, где они были вдвоем совсем недавно… Когда еще не знали о том, что находятся на пороге смерти.

Подул промозглый ветер, напоминая о том, что есть вещи гораздо страшнее. Странно, что эти мысли раньше не приходили в голову. Тоска, стыд, обиды — это они прибивают к земле, тянут вниз, словно булыжник на шее. Оттого-то и болит, и мается душа…

Он подтянулся и залез в окно первого этажа. Спрыгнув вниз, пошел по коридору, усыпанному осколками и обрывками старых бумаг. Огляделся, подмечая проржавевшие штативы капельниц и ободранные кушетки. Пожалуй, нет печальнее мест, чем заброшенные больницы и школы.

Поднялся на второй этаж. Жжение усилилось, и вместе с тем внутри появилось непреодолимое желание двигаться дальше. Его тянуло к определенному месту — к какому, он еще не знал, но понимал, что без труда найдет его по зову сердца.

Под ногами зашуршало. Эхо уносило малейшие звуки под своды потолка, и казалось, даже его прерывистое дыхание теперь принадлежало не ему, а какому-то незримому и таинственному незнакомцу.

Но он был здесь совершенно один, в этой живой и в то же время, мертвой, тишине.

Когда проходил мимо бывших палат, чуть замедлял шаг у каждой. Прислушивался, пока у очередной двери не понял — здесь. Рассохшиеся половицы под ногами визгливо скрипнули, отчего он вздрогнул, но тут же открыл дверь.

Два ряда железных кроватей друг напротив друга. Серый тусклый свет, лежащий бесформенным отпечатком на плиточном полу. Неширокий, местами расслоившийся подоконник. На его пыльной поверхности — тарелка с пирожками. Сладкий аромат окутывал, вызывая щемящую сердечную боль. На секунду закрыв глаза, он снова оказался на поляне перед старым домом.

«С яичком?»

«И с творожком…»

Когда открыл глаза, тарелки уже не было. Остался только аромат с горьким привкусом сожаления и боли…

Металлическая сетка прогнулась под его весом, когда он вытянулся на кровати и стал смотреть в потолок, ощущая, как проваливается в серую дымку. Сознание урывками проматывало перед ним разновременные картины, проводя какую-то одному ему понятную параллель. Качало на волнах воспоминаний, позволяя цепляться за них как за единственную возможность не сойти с ума. Что ж, не самый худший вариант для того, чтобы провести вечность. Он знал, что она здесь, совсем рядом. Возможно, эти плоскости даже накладывались друг на друга, потому что вдруг он услышал голос, осязаемый почти физически.

…«Тимур, ты слышишь меня?»

Сердце гулко ухнуло в груди, отчего кровь побежала быстрее, заставив загореться щеки и уши.

— Дина! — произнес он ее имя, растягивая и смакуя каждую букву, отчего защекотало язык и горло. — Ди-на…

«Если ты слышишь меня, дай знак! Сожми мою руку!»