Госпожа Бойд, третья по счету знаменитость самого знаменитого за всю историю процесса, согласилась встретиться с ним в одном из модных кенсингтонских кафе. Приехав на место, Финли поначалу решил, что оно закрыто на ремонт, но ни клиенты заведения, щеголявшие сумками из дорогущих бутиков, ни татуированный персонал ничуть не волновались по поводу вызывающе торчащих труб, свисавших с потолка на скрученных проводах электрических лампочек и неоштукатуренных стен.
Финли отправился сюда отнюдь не потому, что поссорился с Волком, они с Самантой договорились встретиться еще накануне вечером. Отслеживание движения средств на банковских счетах, анализ крови, отпечатки пальцев – все это, конечно, было хорошо, но старый детектив свято верил, что лучший способ сбора доказательств заключается в том, чтобы задавать правильные вопросы тем, кто может на них ответить. Многие коллеги считали его пережитком прошлого, чем-то вроде динозавра. Он и сам признавал, что застрял во вчерашнем дне, но поскольку до пенсии ему оставалось только два года, что-либо менять не желал.
– Я приложила очень много усилий, чтобы от всего этого отмежеваться, – сказала ему Саманта.
– Не стоит видеть все только в черном свете. Тем более, что для бизнеса это очень даже неплохо.
Он сделал глоток кофе и чуть не поперхнулся. Вкус у него был такой, будто его готовил Волк.
– Отнюдь. Мы не смогли справиться с объемом заказов, особенно на вот такие белые платья, и люди в конечном итоге ушли от нас к конкурентам.
– Вот как? – спросил Финли.
Она подумала и ответила, взвешивая каждое слово:
– В тот день я не позировала для фотографов, я просто нуждалась в помощи. Мне никогда не хотелось прославиться, особенно в качестве участницы столь жуткой истории. Но вдруг я стала «Красавицей-Присяжной в Крови» и окружающие перестали видеть во мне что-либо другое.
– Я понимаю.
– При всем моем уважении смею заверить, что ничего вы не понимаете. Говоря начистоту, мне стыдно за ту роль, которую я тогда сыграла. Но на нас так повлияла бестактность детектива Коукса и обвинения против полиции, что мы так и не смогли принять объективного, беспристрастного решения. По крайней мере большинство. Десять из двенадцати совершили непоправимую ошибку, о последствиях которой я не забыла и по сей день.
В ее голосе не было даже намека на жалость к себе, лишь осознание меры своей ответственности. Финли взял фотографию Роналда Эверетта и положил ее на стол.
– Вы узнаете этого человека?
– Еще бы! Рядом с этим жутким старым извращенцем я просидела сорок шесть дней. И не могу сказать, что это было приятно.
– Как по-вашему, кто-нибудь мог желать господину Эверетту зла?
– Сразу видно, что вы с этим типом никогда не встречались. Давайте попробую угадать: он решил приударить за женой человека, от которого нужно держаться подальше? Нет? Что же тогда? С ним что-то случилось?
– Это закрытая информация.
– Я никому не скажу.
– У меня нет права сообщать вам эти сведения, – сказал Финли, чтобы закрыть тему.
Перед тем, как задать следующий вопрос, он надолго задумался.