Адвокат, волею случая вознёсшийся на высшую должность в Вашингтоне, должен стать пресловутым Козлом отпущения. Тот и сам уже понял это, барахтаясь в болоте политики.

Любое его решение вызывало раздраженье, и по-другому быть не могло. Займётся популизмом и попытается искать народной поддержки, так финансовые воротилы не простят. Да и популизм в кризис возможен только до определённого уровня, дальше всё равно придётся принимать непопулярные меры.

Сделать ставку на промышленников? А на какую из группировок конкретно? А есть ещё и банкиры, внушительная прослойка среднего класса, сторонники всевозможных пастырей, которые у протестантов набирали подчас несоразмерное влияние.

Альтернатива незавидная — или импичмент и суд (как вариант — пуля в голову), или Валландигэм всё-таки собирает свою команду, после чего суды и пули ждут тех, кто решил выделить ему столь незавидную роль.

— Поедешь?

— Скорее всего, вернусь, — ответил Фокадан на вопрос Патрика, — не сразу, конечно. Нужно будет людей подготовить, чтоб нас хоть поначалу нормально встретили.

— А потом Великое Переселение, — мрачновато сказал Фред, — не надо быть пророком, чтобы понять — на Севере сейчас рабочие руки не нужны, ирландские тем более. А здесь… хм… не то чтобы прям рады, но можно будет зацепиться, и что немаловажно — на равных.

— Единственная проблема — уйти красиво, — Патрик откинулся спинку лавки, стоящей в больничном саду и вытащил из кармана шинели портсигар с тонкими дешёвыми сигарами. Самокрутки пришлось бросить — с одной-то рукой.

— Красиво, — повторил Алекс, нервно прикусывая обветренную губу, — это да… Чтоб обидеться можно было на Вашингтон и на неблагодарный город, но в тоже время и не доводить дело до погромов.

— Не все уедут, — Фред задумчиво постучал пальцами по подлокотнику кресла, в котором его вынесли в парк, — несколько тысяч останется. Недвижимость, бизнес, работа… да мало ли. Тысяч пять останется, как ни крути, может и побольше. Уйти надо так, чтобы сохранить влияние ИРА на общину в КША и на общину в Нью-Йорке. Да чтоб потом всем этим англосаксам из Союза стыдно стало за наше изгнание. Не сразу, лет через несколько. Хм… насчёт стыда я погорячился, нет у них… Но те же немцы с французами при случае с удовольствием носом ткнут.

— Насчёт уйти красиво…, — попаданец задумался, подняв голову с закрытыми глазами к осеннему солнцу, — можно, пожалуй. Статьи будем кое-какие печатать, с работягами из профсоюзов общаться. Серьёзных площадок в Большой Прессе не дадут, да нам и не надо. Будем упирать на логику и аналитику.

— Грустинки подпустить, можно, — криво ухмыльнулся Патрик, дёрнув ртом, — чтоб проскальзывало такое… Опять крайних нашли, а мы-то думали, что в САСШ слова… и справедливость для всех не пустой звук.

— А перебороть можем? — С тоскливой надеждой спросил Фред. Патрик, хорошо чувствовавший Нью-Йорк, выпустил колечко дыма и отрицательно мотнул головой.

— Если только временно, — нехотя сказал Фокадан, которого ничуть не радовала необходимость переезжать, — и то не факт. Митинги, всё такое… на время сможем, а потом там совсем хреново станет и всё равно начнётся деление на своих и чужих.

— С этим разобрались, — подытожил Патрик, стряхивая длинный столбик пепла с сигары на покрытую прелой листвой землю, — детали потом. Насчёт красиво есть идеи?

— Хм… Фред, помнишь ты говорил насчёт Если очень НАДО, — развеселился попаданец, — надо, Фредди, надо! Вы у меня все поэтами станете…

Пришлось немного пооткровенничать с друзьями.

— Дело такое, парни, — Алекс говорил не открывая глаз и всё так же подняв лицо к солнцу, — память не вернулась, но кое-что проскальзывает. Стихи, например. Знаю, что не я писал… Уверен, Фредди, уверен! ТОЧНО знаю, что умерли, причём давненько. Но как кого звали…

Попаданец пожал слегка плечам, замолкнув.

— Хорошо помнишь стихи? — Заинтересовался Патрик, — нет каких-нибудь особенностей?