Все секретари и помощники глав делегаций, сидел непосредственно сзади своих глав правительств и делегаций. Кроме них в зале были размещены сорок пять журналистов и три кинохроникера специально отобранных и допущенных членами подготовительной комиссией.
В два часа дня громко пробили большие столовые часы и французский дворецкий в черной ливрее и бриджах по колено, украшенный внушительной серебряной цепью, торжественно возвестил: «Господа немецкие делегаты». Все кто находился в зале, молча, как один человек поднялись со стульев и в воцарившейся тишине, в зал вошли два человека; хорошо знакомый союзникам граф Брокдорф-Ранцау и его секретарь Эрих фон Кесслер.
Едва только немцы приблизились к столу, как Клемансо хладнокровно возвестил:
- Наступил час для полведения наших счетов. Вы просили о мире. Мы настроены, дать его вам. Сегодня мы готовы подписать с Германией второй Версальский договор, который раз и навсегда исправит всё то зло, которое причинил Европе, первый Версальский договор, навязанный в этих стенах канцлером Бисмарком.
Изливая весь свой гнев, злость и презрение на головы вошедших немцев, сам Клемансо в это момент находился в далеком 1871 году, когда он сам, будучи мэром Парижа, присутствовал при торжестве Бисмарка и кайзера Вильгельма над втоптанной в грязь Второй империей Франции.
С огромным упоением в душе, перечислял Клемансо пункты договора; утрата Германией Эльзаса и Лотарингии на западе и части Силезии, Померании и полностью Пруссии на востоке. Демилитаризация Рейнской области и оккупация Саара сроком на 15 лет, утрата всех колоний, запрет на сильную армию и флот, а так же 50 миллиардов золотых марок в качестве репараций странам победителям.
Немецкий дипломат слушал перечисляемые Клемансо пункты договора с невозмутимым лицом. Почти все пункты ему были полностью известны благодаря регулярной информации получаемой из русского посольства в Берлине. Поэтому, понимая, что ждать милости о победителей не придется, воспитанный в лучших традициях дипломатической школы Бисмарка, Брокдорф-Ранцау ни на йоту не изменил своим принципам и продолжил демонстрировать агрессивное поведение к победителям. Всю патетическую речь Клемансо, он выслушал сидя в отведенном ему кресле. Так же сидя он держал ответную речь.
- Немецкий народ признает свою часть ответственности за развязывание этой ужасной войны, но по большему счету в её разжигании виноват империализм всех европейских стран, вместе взятых. Нет ни одной армии мира, которая бы не внесла свой вклад в грехопадении войны, впервые за историю войн, перешагнувшей порог дозволенности, отказавшись придерживаться кодекса военной чести.
С нашей стороны была допущена вопиющая несправедливость в отношении нейтральной Бельгии и поэтому мы готовы выделить средства для восстановления всего, что было разрушено войной. Вместе с этим мы готовы за свой счет восстановить города Северной Франции, которые сильно пострадали в ходе сражений.
Да, возможно военные преступления нашей армии трудно простить, но все они были совершены в борьбе за победу, тогда как войска наших противников предприняли против нашей страны тотальную морскую блокаду, захватив весь наш торговый флот, находившийся в нейтральных портах. В результате этого от голода и недоедания, в Германии погибли сотни тысяч мирных жителей, в основном старики, женщины и дети. Так, что на совести господ союзников тоже можно именовать хладнокровными военными преступниками.
Сидящая во главе стола троица слушала речь Брокдорфа с каменными лицами. Ллойд-Джордж постоянно вертел в пальцах нож из слоновой кости для резки бумаги и, в конце концов, сломал его. Клемансо с непроницаемым лицом барабанил пальцами по столу, всем своим видом выказывая полное презрение к говорившему дипломату. При упоминании о торговом флоте лицо Вильсона налилось красной краской, и он потребовал, что бы немец поднялся, но тот игнорировал требование американца, продолжая сидеть. Один только Алексеев не проявлял нервозности, Россия была полностью не причастна к этой блокаде и поэтому упреки германского посланца, верховный правитель не принимал на свой счет.
Когда Брокдорф-Ранцау закончил свою речь, не вставая с кресла, Клемансо холодно спросил:
- Не желает ли министр добавить что-либо ещё?
В ответ жестом указательного пальца немецкий дипломат дал понять, что ему более нечего сказать досточтимой публике.
- В таком случае, заседание объявляется закрытым – величественно произнес француз и властным движением кисти показал Брокдорфу, что тот должен покинуть зал.
С невозмутимым лицом германский посланник встал и, получив у секретаря свой текст мирного договора, под многочисленными взглядами, гордо направился к выходу. В полной тишине он достиг двери и, развернувшись лицом к сидящим союзникам, Брокдорф-Ранцау закурил сигарету, пренебрежительно выпустив в сторону Клемансо струю дыма.
Вечером 24 июня все требования союзников по заключению мирного договора были переданы в Берлин, который ровно через сутки дал свое согласие на подписание мира, хотя по большому счету этого и не требовалось. Немецкая армия была распущена по домам, флот уведен к вражеским берегам, а на территории самой Германии, находились союзнические войска.
Подписание мира было назначено на 26 июня в Версале, согласно требованию Клемансо. Вновь в Зеркальном зале версальского дворца установили белые столы, на которых были разложены экземпляры мирного договора. Вновь все представители коалиции победителей сели на свои места и занявший место председателя Клемансо взмахнул рукой стоявшим у входа гвардейцам. Те в свою очередь молодцевато обнажили клинки, и широко распахнув двери, прокричали в глубь коридора: - Ведите немцев!
На это раз согласно уговору, все представители стран победительниц не встали навстречу двум фигурам в черных одеяниях, которых гвардейцы, по приказу Клемансо, с клинками наголо отконвоировали к столу с текстом мирного договора. В нем уже стояли подписи всех представителей держав победительниц, скрепивших этот договор ранее без присутствия немцев, что считалось грубейшим нарушением дипломатического этикета. На этом особо настоял французский премьер, обозленный дерзким поведением немца днем ранее. Первым под договором поставил свою подпись президент Вильсон, последним представитель Кубы.
Сняв с руки белую перчатку, Брокдорф-Ранцау молча подписал нужную страницу каждого документа и пренебрежительно бросил перо прямо на бумагу. Фон Кесслер не обладал стальными нервами своего патрона и когда, настала его очередь подписывать договор, к великой радости Клемансо его руки тряслись а, поставив подпись, он шагнул прочь и на лице его, были видны слезы.