Супруг все равно удивился:

— Так ты сама чай заваривать будешь?

Оказалось, что в белом мешочке на веревочке, который почтенная Феонила Свиридовна опустила ему в чашку, именно чай и был. Диво дивное. Но крепкий и с малиново-вишневым ароматом.

Супруга рассказала, что удивительный чай недавно принес Никита Ильич, хозяин трактира «Дружеская встреча» — единственного заведения, куда захаживал Николай Аграфенович. Просил на словах передать, что поступит неправильно, если друга таким чаем не угостит.

— Откуда же он у него, из Парижа али из самого Китая? — удивленно спросил купец.

Оказалось, и его недавно принесли от некоей барыни, у которой трактирный половой на оброке был, на пробу.

А тут еще пожаловал дальний родич, хотя по уму сказать — полезней и надежней двух сынов-старшаков, приказчик Иван Колесов. Проверен с малолетства — честен до копейки и при этом скор сообразить, как на копейке наварить пятак. Два иноземных языка знает, третий, англицкий, учит, может по-барски одеться, но ходит и в церковь, и в баню, и отпраздновать с хозяином от души, а на другой день — трезв как стеклышко. Потому-то и оклад у него на зависть другому приказчику, и, хоть сыновья ворчат, доля в торговом доме — чтоб на сторону не сманили добра молодца.

В доме Николая Аграфеновича его всегда принимали. В конторе днем не виделись, ездил в Кунавинскую слободу. А сейчас заглянул.

— Что там Степка? — после приветствий и крепкого чаю, который Феонила Свиридовна подала гостю, степенно поинтересовался хозяин дома. Про то, что сын у Ивана любимый, единственный и балованный, он знал.

— Что ему, пострелу, сделается. На задницу седмицу не сядет, да и все, — усмехнулся в усы гость. — Бог миловал, послал мимо ехать госпожу Шторм. Мне уж зеваки рассказали — молодая барыня сама с экипажу кинулась да обоих мальцов из полыньи вытянула. А потом по уму и согрела, и полечила. Слыхал я, что барсучий жир — первое дело от легочной напасти. Так она не пожадилась, и у себя в номерах напоила, и с собой дала, чтоб еще три дня пил.

— Барыня? — В мозгу Николая Аграфеновича забрезжило подозрение. — Опять барыня. Молодая, говоришь? А как зовут?

— Эмма Марковна Шторм, тут в губернии у нее поместье. Из плохоньких, всего сорок душ по переписи. Однако, говорят, с осени, как с Санкт-Петербургу вернулась вдовой, так в гору хозяйство пошло. Чай-то, каким вы меня угощаете, об заклад бьюсь, из ее запасов.

— Вот как. — Николай Аграфенович задумчиво отхлебнул из чашки. — Вот как…

— Лампы у нее в номере чудные. Светят больно ярко и не пахнут.

— Лампы? Не свечи?

— Про свечи тоже разговор был. И в трактире видел, белые, горят ровно. И спеси нет — с отчеством обращается, уважительно.

— Вот как… — повторил Николай Аграфенович и задумался. Потом взглядом велел жене добавить на стол чего покрепче и выдал приказчику ценное указание: — Ты, Иван, сделай-ка вот что…