— Да по ночам духов злобы поднебесной призывает. Молнии с неба сводит, себе в дом. Да еще кощунствует. Глупая дворня его ученым считает, спросила как-то — за какие грехи всю весну дожди шли и солнца не видать. Он стал говорить словами нечистыми. Оттого и нелады в хозяйстве — нет помощи от Господа тем, кто с нечистью водится да над Господними карами смеется.
Дедушка до того, как доехать до развилки, еще долго убеждал меня не ехать в «сатанинское логово». Я отшучивалась, а сама предвосхищала встречу с человеком, который, как и я, похоже, занят электротехническими опытами. Может, разживусь еще чем полезным, кроме садовника?
Потом начались владения «маркиза Карабаса» — поле за полем, пастбище за пастбищем, принадлежавшие одному человеку. Прежде я только бы удивлялась этим территориальным богатствам. Теперь же, на основе нового опыта, я соглашалась с суеверным дедушкой: да, в этом хозяйстве неладно. Запашка кривовата, где-то озимые еле вытянулись, а где-то — вообще проплешины. Будто пахарь тянул ровную борозду лишь под присмотром, а сеятель, едва надсмотрщик отвернулся, быстренько стал ссыпать барскую рожь в потаенный мешочек, себе на посев.
Наконец мы доехали до самой усадьбы, на горке. Не просто особняка — голубоватого дворца. В композиции и цветах было что-то знакомое, пока я не поняла: это Большой Екатерининский дворец в Пушкине, тогда — в Царском Селе. Конечно, его копия, но не совсем миниатюрная. Строитель не пожалел ни камня, ни бесплатного труда. Пожалуй, единственным отличием от дворца была высокая башенка в центре.
Перед зданием, конечно же, располагался уменьшенный царскосельский парк. Ворота тотчас же открылись, мне предложили проехать к крыльцу, а мальчишка-скороход, загримированный под арапчонка, кинулся предупреждать владельца.
По моей просьбе Еремей не торопился — если не прогуляюсь, так хоть рассмотрю парк из пролетки. Он был прекрасен и запущен. Некоторые деревья явно пережили свой век и ждали бури, чтобы рухнуть. Почерневшие статуи покосились, были видны и пустые постаменты. Все равно, после прочих скромных усадеб я ощущала себя сельской школьницей в том же Пушкине или Петергофе.
У крыльца нас встретил уже взрослый «арап» в екатерининском парике и пригласил войти. Хозяин был в гостиной — парадно одетый, что только оттеняло щечную щетину.
— Сударыня, премного рад вашему визиту. Эмма Марковна Шторм, наслышан, уважаю. Чем обязан?
Я поняла, что мою фамилию он слышит впервые, и пояснила, что прочла объявление о найме работника. Князь сразу поскучнел.
— Ах вот оно что. Очаровательная сильфида снизошла к земным суетам. О низменном: хлебах, хлевах, скотских шкурах, скотниках и прочих людишках — к моей дражайшей супруге. А вас, сударыня, после приглашаю к обеду. И не возражайте, не откушавши, не отпущу-с.
Увы, супруга оказалась в отъезде, но управитель был проинструктирован.
— Садовника Андрюшку купить желаете? Если хотите на товар взглянуть, то он сейчас в теплице с рассадой возится. Старается, остаться хочет, но барыня права: многовато для нас трех садовников.
Я пошла следом, понемногу соглашаясь с правотой встреченного дедушки — пожалуй, в поместье заезжать не стоило.
Еще издали мы увидели «товар» — безбородого мужичка среднего возраста в темной рубахе, изучавшего ящики с саженцами. Рядом вертелись две девчонки пяти — семи лет.
— Семейный он? — задала я давно запланированный вопрос.
— Да, — подтвердил управляющий. — Баба, тоже огородных дел мастерица, парнишка двенадцати годков, уже в поле трудится, да две девки мелкие. Барыня наша, Нина Сергеевна, готова его одного отдать, а если со всеми — двойная цена. В другой год побольше бы запросила, но нынче, — указал он на девчонок, — любой лишний рот — убыток.
М-да, история. На садовника денег наскребу, на семью — нет.
Между тем Андрей заметил нас. Аккуратно вытер руки, отряхнулся, подошел. С первого взгляда я поняла, что ему в Голубках самое место. Но как быть с семьей?
— Андрюшка, за тобой барыня приехала, — сказал управитель.