— Неужто она и вправду разбогатела, лампами и свечами торгуя?
— Душенька, в твои года думать надобно. Ну какие свечи? Женишка она взяла в ощип, как Патрикеевна петуха.
— Ой, я чего-то слышала…
— Ты слышала, а я — знаю. В Петербурге подцепила красавца-столоначальника. Верно, задурила ему голову теми же свечами. Обвенчалась, получила хозяйскую власть, продала мужнино добро и к нам в губернию. А свадьба-то фальшивой оказалась. Сама же слышала, так гусарики делают: найдут друга, чтоб волосы до плеч, бороду наклеят, тот споет, якобы в домашней церкви. Вот и венчание. Царь за шутки такие в монастырь отправляет. Марковне там самое место, а жених-дурак сюда помчался, мол, хочу жить с тобой, иначе удавлюсь!
— А она?
— Алексанна, сама знаешь, что потом вышло. Взял несчастный и удавился за околицей. А эта лиса будто хвостом в пыли — свечи делает, картошку сажает, травополье какое-то затеяла. Кто такое слышал — травополье? Сеяли деды рожь, как веками заповедано, слава богу, сам-три, а в хороший год и сам-семь собирали. Сытехоньки! А эта придумывает, придумывает чего-то. Лишь бы насчет денег не догадался никто.
— Неужто правда, сестрица? Страсти какие! Я же гостила у нее на Рождество — так и не скажешь сразу, что злодейка. Куда же полицейские власти смотрят?
— Как свиньи — носом в землю, пятачок не поднять. Наша полиция уездная только мужиков защищать горазда. Еще спасибо сказать надо, что резать нас не дозволяет.
— Муженек, свет мой любезный, это по твоему приказу Савельич полпуда овса дворне отпустил — смолоть и кашу варить?
— По моему, женушка.
— А надо ли, свет мой? Лебеда уже вымахала, сныть вытянулась, крапива. А что в муке, чтоб щи загустить, червие обитает, так Петров пост еще не настал, пусть хамы такое мясцо поедят.
— Женушка, когда к нам исправник явится, он не тебя — меня потребует. Пусть ты поместьем заправляешь, помещик-то я.
— В Сибирь ведь не сошлет.
— Не сошлет. Но такого наслушаешься, чего не хотелось бы. Будет корить, как мальчишку: почему дворня голодная, почему ходит в кусочки? Еще и барыню голубковскую начнет в пример ставить — она и своих кормит, и чужих нанимает.
— Это та самая, которая то ли клад нашла, то ли мужа извела, а когда чиновник из столицы прикатил разбираться, так его повешенным нашли?
— Она самая. Понимаешь теперь, женушка, почему исправник ее на чистую воду вывести боится, зато все уездное дворянство ею попрекает? Потому пусть хамы овсянку и полопают — мы не обеднеем, зато спокойней.
— Охти, матерь Божия… а не полюбовник ли он ей? Молодежь-то и греха не боится нонеча. И встает, и ложится у своих любезных.
— Да кто его знает. Может, и так. Тогда тем более не с руки с сильненькими спорить. Чай, не обеднеем.