— Очкасов! Обходи с флангов! Командуй! — приказал Ермеков, а сам с группой всадников устремился к холму.

Собравшись у подножия, соблюдая меры предосторожности, оперативники овладели вершиной сопки, где обнаружили два трупа — завернутые в кебин[5] тела старика и девушки.

Ермеков не раз видел смерть и рисковал жизнью. Но сейчас, глядя в юное лицо девушки и изборожденное морщинами, изуродованное пулей лицо старика, он содрогнулся от жалости.

Внизу, у подножия холма, белели купола четырех юрт, возле которых окруженные подразделением Очкасова стояли люди. Когда Молдабай подъехал, они сбивчиво объясняли, что это аул-ферма одного из колхозов Джалагашского района, перекочевавший сюда только вчера. Колхозники сообщили, что ночью на них напади какие-то люди, угнали лошадей, забрали много овец и отобрали провизию. Бандиты надругались над девушкой-комсомолкой, заведующей фермой, а затем зверски убили ее и старика отца, пытавшегося защитить свою дочь. Их тела аульчане хотели похоронить на вершине сопки.

К Ермекову, стоявшему среди аульчан, причитая, подошел седобородый аксакал:

— Не думал я, начальник, что в такое время найдутся гады, которые поднимут руку на свой народ. Эти звери отняли у нас все, до последнего зернышка. Будь проклят, сын свиньи и шакала, ты, Каражан, убийца моего брата и племянницы! О аллах, покарай негодяев!

Глаза старика застилали слезы.

Что мог ответить, чем мог утешить аксакала и аульчан Молдабай? Чувство вины, вины за необратимость свершившегося тяжелой ношей легло на его плечи.

— Не плачьте, ата! — только и смог выдавить, сдерживая волнение, Ермеков, пожимая аксакалу руки. — Мы найдем убийц!.. А за остальное не беспокойтесь, наши люди поделятся всем, чем только могут. О случившемся сообщим в районный центр, помощь вам будет.

Темнело. Успокоенные аульчане старались как можно лучше устроить людей отряда на ночлег. Ермекова и командиров аксакал — родственник убитых, пригласил в свою юрту. Очкасов, проверив караулы, явился последним.

Согбенный горем и несчастьем, воспоминаниями о пережитом, аксакал, сидевший за дастарханом, медленно поднял голову:

— Сынки! Вы понимаете и разделили наше горе. Не знаю, как отблагодарить вас. Чем могу я ответить на вашу заботу? Послушайте старое предание. «Много-много лет назад казахи-кочевники страдали от частых набегов калмыков. Доведенные до отчаяния, степняки решили объединиться и принять какое-то решение. Бии того времени: Старшего жуза Толе-бий, Среднего — Каздаусты Казыбек, бий и батыр Младшего жуза Сарыбай собрали сардаров и поехали к калмыкам на переговоры. Их поездка увенчалась успехом: племена стали жить мирно. На обратном пути, на одном из привалов гонец сообщил, что у Каздаусты Казыбека умер любимый сын. Толе-бий решил, что Старший жуз устроит застолье в честь Среднего, а представитель от Младшего Сарыбай должен объявить Казыбеку о горестной вести: смерти сына. Так и сделали. За дастарханом, накрытым в дань уважения Среднему жузу, батыр Сарыбай так объявил Казыбеку о смерти его сына:

Бий Казыбек, услышав это сообщение, помрачнел, задумался, осмотрел сидящих и ответил: «Когда родился мой сын, Средний жуз поздравил меня с радостью. Теперь он умер, и все три жуза оплакивают его и соболезнуют мне. Значит — я не одинок, со мною народ. Имею ли право горевать?».

— Сынки! — обращаясь к Ермекову и Очкасову, сказал старик. — Схожие чувства охватывают сейчас и меня, с той лишь разницей, что Казыбек радовался трем жузам казахов. Я вижу среди вас русских, и они русские братья, в трудные минуты разделили наше горе. Спасибо за все доброе, что вы для нас сделали, пусть вам во всем сопутствует удача.

— Мы благодарны вам, аксакал, за добрые слова, — ответил Молдабай, глядя на старика, утирающего красные, опухшие от слез глаза. — Скажите, ата! Вы упоминали имя Каражана. Вы узнали его? Не сын ли это бывшего бая Алдажара? Сколько человек с ним было?

— Он, он, сынок! Я узнал его даже после стольких лет, даже в той сайгачьей шкуре, в которую он, будто дикарь, был одет. Его отец Алдажар немало вреда причинил нашему народу. А этот зверь, хоть и глупее своего отца, но еще хуже. Каражан за главного у этих бандитов. И вот еще что, сынок. Случайно я услышал, как Каражан говорил одному из своих подручных, что они должны с кем-то встретиться и объединиться в местности Шихан.

Ранним утром отряд вновь уходил в пески. Женщины, старики, дети — весь аул — собрались проводить их и благодарно махали им вслед.

— Молдаке, — покачиваясь в седле, заговорил перенявший казахскую форму обращения к старшим Очкасов, — из вашего разговора со стариком я понял, что главарь банды Каражан — сын бая Алдажара, о котором до сих пор с такой ненавистью вспоминают местные казахи. Что это за человек, что это за история?