4

Я инстинктивно попыталась соприкоснуться с ним разумом. Но моя мысль отразилась от невидимого барьера, сотканного так тщательно, что его невозможно было преодолеть, – очередное колдовство Лайдан. Она повернулась ко мне спиной – из презрения. Должно быть, теперь она считала меня ничтожеством, которое можно контролировать не напрягаясь. Вместо этого Лайдан принялась сосредоточенно разыскивать что-то на этих забитых вещами полках; она взяла оттуда сперва грубо слепленный горшок с крышкой, потом флягу. Во фляге бурлила, словно живая, какая-то жидкость.

Я посмотрела Тсали в глаза, напряглась, но так и не смогла дотянуться к его разуму и установить контакт. А еще я увидела, что он узнал меня, но во взгляде его отразилось потрясение и… неужели отрицание?

Изначально я узнала о своем Даре именно потому, что могла общаться с другими существами – с теми, кто стоит не ниже нас (хотя люди невежественные могут именно так и считать только потому, что эти существа ходят, говорят или думают не так, как мы). Народ Ящеров, рентаны, верлонги Долины – все они произошли от других предков, но они не хуже нас – просто другие.

Точно так же рыбу, нежащуюся в прогретом солнцем пруду, антилопу, пасущуюся на лугу, снежного кота, важно шествующего по высокогорью, объединяют любовь к жизни и образ мышления, не уступающий нашему, пусть мы и не в силах его понять.

Еще я умела призывать рептилий. И теперь я вдруг вспомнила на миг, как сильно взволновался Йонан, когда впервые застал меня во время общения со змеей, настолько тесного, насколько это позволяла разница наших сущностей.

Но все это были чистые животные, не затронутые гнилью Тени. А здесь, в Эскоре, рыскали такие существа, которым нельзя было открывать свое сознание, иначе тебя могли поработить, воспользовавшись лазейкой. Сколько же этих порождений Лайдан использовала, воздействуя в давние времена на часть людей и настолько растлив их, что они искажали природу просто забавы ради – или чтобы создать слуг для новых злых дел?

Человек-Ящер явно был ее врагом. И мне не надо было объяснять, что Лайдан запланировала для него что-то очень скверное. Но поскольку она сняла с меня бо́льшую часть принуждения, оставив ровно столько, чтобы удержать меня здесь, я принялась осторожно оглядываться в поисках хоть какого-нибудь оружия или союзника.

В этом чародейском логове не было окон, а толстых каменных стен было почти не видно из-за полок. И потолок у меня над головой был гораздо выше, чем на первом этаже. Теперь я рассмотрела, что в углах во множестве висела толстая многолетняя паутина, такая тяжелая от осевшей на нее пыли, что она напоминала обрывки портьеры. И я послала в эту паутину легчайшую мысль.

Сознание, к которому я прикоснулась, было совершенно чуждым – искра разума, пугающая своим холодным ненасытным голодом. Но я никогда прежде не пыталась установить контакт с насекомым. И то, что мне удалось до него дотянуться, уже было небольшой победой. И очевидно, Лайдан, занятая своими делами, не заметила, что я настолько сильно – или настолько слабо – выскользнула из-под наложенного ею заклинания.

Я засекла еще одно сознание насекомого, потом третье. Их было очень трудно удерживать, ведь их уровень сознания настолько отличался от моего, что мысленный контакт напоминал попытки удержать шнур, который постоянно выдергивают у меня из пальцев, а я ловлю его снова за миг до того, как он ускользнет окончательно.

В этой пыльной паутине таились охотницы, хладнокровные и смертоносные. Они ничего не знали о наших делах и знать не желали. Но они были здесь. И я напряглась, сосредоточившись на самой большой и, возможно, самой старой паутине, с дырой в центре. В этой дыре что-то шевельнулось. Я все-таки выманила ее обитательницу на открытое место! У меня не было никакого плана – лишь надежда, в тот момент совершенно смутная. Но я решила испытать свой Дар и вызвала тех, кто обитал под потолком. Кажется, они тут неплохо питались, судя по тому, какие жирные у них тушки – обитательницы самой крупной паутины были с мою ладонь размером.

Это не были обычные пауки. В их челюстях таился яд. Они могли обездвижить свою добычу и еще живую замотать в паутину, на потом. А в крошечных глазках поблескивали злые огоньки.

Лайдан закончила собирать снаряжение – уж не знаю, какое гнусное колдовство она задумала. Но теперь она целеустремленно пошла вокруг звезды, ставя рядом с каждой свечой по второй и посыпая соединяющие их линии истертыми в порошок травами. Пахло от них неприятно.

Я догадывалась, что́ она задумала. Мы будем находиться за барьерами, которые она сейчас укрепляла, а Тсали останется лежать внутри, там, где возникнет какое-либо персонифицированное Зло, которое Лайдан сейчас стремилась призвать из-за Пределов. А Тсали предстояло стать кровавой жертвой для этого…

Однако же хоть Лайдан и сосредоточилась на своем деле, дальше она больше не ослабляла контроль надо мной. Она принялась бормотать неизвестные мне слова, пронзительно выкрикивать заклинания, которыми ни одна истинная колдунья не стала бы пачкать свой язык. В них нельзя было допустить ни одной ошибки – ведь стоит проявить небрежность хоть в одном щите из тех, что плела сейчас Лайдан, и она сам лишится жизни.

Самая большая из обитательниц паутины проворно переползла на край своего мерзкого жилища и принялась покачиваться; глазки-искорки выискивали добычу – я послала паучихе мысль о том, что та неподалеку. Паучиха метнулась вперед; вращаясь, она пряла нить, связывающую ее с обиталищем. Потом она стала раскачиваться из стороны в сторону; ее жирное тело казалось то оранжевой, то черной точкой в воздухе.

Я чувствовала, что паучихе не нравятся запахи, исходящие от перетертых трав внизу. Ей захотелось отступить, но насланная мною картина обильной еды заставила ее задержаться. Вторая сидевшая в засаде паучиха вывалилась из своего пыльного логова, следом за ней третья.

– Ага. – Лайдан встала и потерла руки, избавляясь от остатков сушеной травы. – Мы готовы, сестричка. Нужно только произнести формулу вызова. Жертва будет принята, и ты станешь одной из нас…