Одновременно с этим криком Зальх прыгнул на меня. Но я даже с места не сдвинулся, ибо незачем. Арбалетные болты один за другим вонзились в тело искалеченного войной германца, и он замер. Обвёл комнату бессмысленным мутным взглядом и опустился на колени. Его окровавленный рот был раскрыт, однако рыцарь ничего не говорил. Да и как тут что-то сказать, если стрелки били в упор, и один из болтов вонзился прямо в лоб? Никак. Седрик фон Зальх, несмотря на всю свою живучесть, опыт и силу, погиб. Причём совсем не героической смертью. Ни тебе поединков, ни решающей схватки, в которой добро непременно побеждает зло, ни последнего слова, должного остаться в памяти последователей. Жил человек, чего-то там в своей голове крутил-вертел и строил планы, во что-то верил, мечтал отомстить мне, чётко видел перспективу и твёрдо знал, что он обязательно победит. Но в жизни всё проще. Стрела в башку, после чего куча мяса и костей медленно остывает на полу дома, который вскоре заполыхает со всех концов. Так что в итоге у него даже могилки не будет, и никто кроме немногочисленных боевых товарищей не вспомнит, что был такой человек, Седрик фон Зальх. Да и они в конце концов забудут о нём.

Впрочем, тело Зальха всё же придётся вытащить во двор, ибо великий князь будет обязан отчитаться перед Константинополем за убиенных послов. Значит, могила у крестоносца появится.

Ладно. Это всё лирика, которая навеяна не видом умирающего человека, а моими собственными чаяниями. Ведь я, несмотря на то что обладаю какими-то ведовскими способностями, всё же человек. Поэтому к встрече с серьёзным противником готовился всерьёз и настраивал себя на долгий и упорный бой. Да вот только драться не с кем и пытать некого. Зальх мёртв. Исаак мёртв. Остальные ромеи, скорее всего, тоже убиты. Так что руки и клинок кровянить не придётся.

– Чего стоим? Чего ждём? – Прогоняя ненужные сейчас мысли, я вложил меч в ножны и посмотрел на своих воинов. – Давайте вскрывайте здесь всё и ищите любые ценности: переписку Исаака, его казну и книги. Живее, братцы! Не стоим на месте!

Дружинники засуетились, и началась быстрая профессиональная мародёрка. Сундук? Вскрыть! От покрытой панелями на ромейский лад стены идёт глухой звук? Взломать! В полу одна доска шевелится? Вывернуть! В общем, мои люди знали, что искать, а я пнул тело Зальха, плюнул на него – собаке собачья смерть – и подошёл к столу протопопа, на который воины сваливали добычу.

Так-так. И что же мы имеем? Несколько тяжёлых мешочков с серебряными гривнами и золотыми византийскими монетами. Хорошо. В хозяйстве всё пригодится, ведь воинам и нашим агентам нужно платить. Далее книги. В основном на церковную тематику. Мракобесие полное, но для библиотеки, которую я хочу организовать в Рароге, они сгодятся. Пусть молодёжь вчитывается в эти трактаты, дабы можно было бить противника не только оружием, но и словом. В сторону. Что ещё? Переписка. Вот это то, что нужно. И с кем же там у нас протопоп Исаак Комит переписывался?

Первое письмецо. От патриарха Николая Музалона, откровенное и от всей его широкой ромейской души. Великий князь – говнюк. Русские князья – тупицы и рядовые исполнители, достойные представители стада «словесных овец». Митрополит Климент – пёс смердячий и еретик, которого надо бы спалить. Ну и так далее. Сплошной компромат.

Второе послание. От Гюрги Долгорукого. Жалобы. Просьбы о помощи. Изяслав Мстиславич, как водится, – свинячий кал, а все, кто его поддерживает, – тупые варвары, которые не понимают, что Константинополь – это светоч для всего мира и оплот цивилизации. Знакомая песня всех русских западников. Принижение собственной культуры в угоду чужакам, которые могут быть кем угодно: византийцами, немцами, французами, англичанами или американцами. Лай сявки, но тоже нужная бумага, которую можно и нужно использовать.

Третье и четвёртое. Это от епископов, Козьмы Полоцкого и Нифонта Новгородского. Более или менее всё сдержанно. Только вот Козьма уведомлял протопопа, что полоцкий князь готов встать на сторону Гюрги. А новгородский священнослужитель докладывал, что готовится поднять народ против Святополка Мстиславича. Следовательно, пока в городе будет буча, ни о каком участии Новгорода в войне против Долгорукого и Ольговичей говорить не стоит. Ещё один компромат, и это только малая толика всей переписки.

Короче, документы интересные. Но это не самое важное. Потом пошли списки ромейских агентов, и кого там только не было. Киевский тысяцкий, великокняжеские воеводы, купцы, священнослужители, наместники городков и влиятельные горожане. И всё это с расписками и подтверждением, кто и сколько брал у имперцев денег да как они хаяли Изяслава Мстиславича. Весьма серьёзные бумаги, и вскоре очень многим не поздоровится. А если великий князь начнёт прижимать меня и выискивать в уничтожении ромеев венедский след, то нам будет чем оправдаться. Я-то часть бумаг, которые попали ко мне, и так ему передам, не напрямую, конечно. Но если совсем туго станет, и имперскую агентуру тоже сдам. При этом, естественно, её можно использовать в собственных интересах. Однако это опасно. Ромеи предателей родины не только на деньги ловили, но и на общность веры, и на культуру, а это факторы более чем весомые. А поскольку я не в состоянии бегать за каждым агентом и прощупывать его внутреннюю суть, мне проще создавать свою собственную сеть. Тем более что делать это стану не я, а люди, которым данное направление будет поручено: вароги, Бравлин Осока и его разведка, которая уже освоилась и основы шпионской деятельности ухватила.

– Вадим! – В дверях кабинета появился Поято. – Пора уходить.

– Всех зачистили? – спросил я прусса.

– Да, – подтвердил он.

– Масло по терему разлили?

– Всё, что в кладовках нашли.

– Тогда нам в самом деле пора. – Я кивнул воинам на стол: – Собрать, и смотрите, чтобы ни одна бумажка не пропала.

– А с рыцарем что делать? – поинтересовался один из дружинников.

– Тело во двор и бросьте его рядом с воротами.

Дружинники занялись упаковкой трофеев и перетаскиванием мертвеца, а я спустился вниз. Кругом запах масла и жира да накиданная по углам солома и тряпки. Осталось только уголёк в ближайшую кучу кинуть – и всё, гори-гори ясно, чтобы не погасло. Ветра на улице нет, а терем в центре двора, так что пожар на город не распространится.

Рядом остановился Кедрин, его руки были покрыты кровавой коркой. Я взглянул на него, а он на меня и, приподняв ладони, сказал: