Во всем этом присутствовала своеобразная ирония. Сейчас он шел точь-в-точь по стопам Джека Кейда, который тогда собрал своих людей в Саутуарке и пересек Лондонский мост, направляясь к Тауэру – единственной силе, способной остановить его продвижение.

К южному берегу Темзы Уорик, Солсбери и Марч вышли в сумерках, после трех утомительных переходов. Здесь Уорик приказал сосчитать войско, и оказалось, что кентцев к нему примкнуло свыше десяти тысяч – плохо вооруженных, необученных, однако Кейд использовал их с толком. Ту ночь кошмара и кровопролития забыть непросто.

Вместе с отцом и Эдуардом Марчем Уорик подошел к южной оконечности Лондонского моста, игнорируя толпы горожан, собравшихся здесь как на праздничное гулянье.

– Что-то я не вижу рати короля, – заметил Солсбери. – Наше войско измотано, хотя самые слабые отстали еще день назад. Я бы их дождался.

В его взгляде на сына безошибочно читалась гордость; он принимал, что решение должно быть за Уориком. В таком обилии кентцы нагрянули благодаря именно его вербовщикам. И команд они ждали именно от него, а не от его отца. Как и сын Йорка. Наблюдая за высадкой, старый граф пережил откровение. Он мог доверить своему сыну лидерство. Признать это было не совсем просто, но Солсбери не был глупцом, ставящим свое первенство превыше естественных временны́х пределов. При всей своей опытности в военном деле он все-таки счел, что может отступить перед своим наследником, а если не перед ним, то тогда вообще перед кем?

Уорик, чувствуя удовлетворение отца, втайне возблагодарил годы, проведенные во Франции. Каждому отцу доподлинно известно, когда именно его сын крал, лгал или оказывался в глупом положении из-за своей юношеской любви. Так что годы, пусть и немногие, проведенные вдали от дома, позволили Уорику закалить характер в стороне от строгих отцовских глаз.

– По самым общим сведениям, – сказал Уорик, – гарнизон Тауэра насчитывает с тысячу человек. Они могут и сдаться, но надежда на это небольшая. Единственно, чего нельзя допустить, это чтобы они устроили вылазку у нас за спиной. Мы или пробьемся, или закупорим их в их собственных стенах. Замысел известен вам обоим. Если мы рассчитываем хоть на какой-то успех, то скорость для нас значит всё. Каждый просроченный день дает королю шанс укрепиться и изготовиться к удару.

Он не упомянул про акты о лишении прав состояния, уже вступившие в силу. На сегодня, 5 июля 1460 года, все титулы и имения по закону были у них отняты. И пусть никто не говорил об этом вслух, но утрата эта ощущалась отверстой раной, от которой истекаешь кровью. Вместе с тем после Ладлоу армия короля была распущена по фермам и манорам. Уорик с отцом делали ставку на единый бросок вверх по стране, чтобы дотянуться до Генриха прежде, чем вновь соберутся верные ему лорды. Если удастся заполучить короля и его Печать, то тогда любой закон можно отменить.

Эдуард Марч слушал, подмечая гордость старика Солсбери по отношению к сыну. Сын Йорка сейчас стоял без шлема и напоминал статую в доспехах. От побережья он тоже ехал верхом на могучем жеребце, больше годном для пахоты, чем для всадника. Сейчас конь на отдалении пощипывал траву перед неспокойным морем кентцев, топчущихся в ожидании между построенными рядами латников. В воздухе витал дух ожидания; он чувствовался во всем. Стоит перейти мост, как приятная прогулка по окрестностям будет завершена.

– Я не желаю проводить еще одну ночь на холодной земле, когда ее можно провести на пуховой перине, с животом, полным мясных пирогов и эля, – проговорил Эдуард. – За спинами наших людей три дня тяжелого перехода. Коли они покрыли его, то уж пройдут и одну оставшуюся милю.

По сравнению с Солсбери Эдуард был все еще бодр, а его сила и выносливость не знали границ. Всякий раз с рассветом он вскакивал на ноги первым, шумно отливал и кричал своим слугам подавать еду, сам при этом облачаясь в доспехи. Винить его за энтузиазм было бессмысленно, хотя в действительности эта энергия не могла длиться вечно и все равно начала бы со временем иссякать.

– Очень хорошо, – сказал Уорик. – Я вижу, вы оба все равно не уйметесь, пока мы не окажемся в городе. Так выводи вперед рыцарей и латников, Эдуард. Кентцы заметили лучников, а потому пусть приготовят щиты.

– А по-моему, здесь вполне безопасно, – прищурился Эдуард на дома и лавки по ту сторону моста. – Я бы хоть сейчас прогулялся пешком.

Он тронулся с места, а Уорик помрачнел лицом.

– Эдуард. Когда распоряжаться будешь ты, то поступай как заблагорассудится. Но пока будь добр делать то, что говорю я.

Молодой граф встретил его глаза строптивым взглядом. Последовала нелегкая пауза.

– Тогда рыцарей тебе пусть выводит кто-нибудь другой. А я войду в город первым. В честь моего отца.

Под взглядом этого великана Уорик напрягся. Чуть покраснев, он поджал губы и свистнул посыльного для передачи приказания. Его авторитет оказался оспорен перед отцом, но ничего не попишешь: для того чтобы удержать графа Марча, если он что-то решил, людей понадобится ох как много. Ссориться сейчас было не время, и Уорик избрал осторожность, хотя приказ о сборе вышел у него сдавленным.

Латники прибежали с поля трусцой, со щитами и оружием наготове. За ними пришла в движение толпа кентцев, среди которой служаки Кейда все еще пересказывали свои славные деяния тем, кто готов был слушать. Настроение было непринужденным, и лишь Уорик держался натянуто, когда протрубили рога и первые ряды ступили на широкую улицу посередине Лондонского моста. Дорога загудела тяжелыми шагами.

Вот армия ступила в город. Толпы горожан по-прежнему веселились и махали потоку ратников, переходящих реку и вливающихся в улицы. Уорик гаркнул приказ, и передние ряды свернули направо, беря направление к Тауэру и королевскому гарнизону.