— Ладно, Макс, — махнул на это рукою Буч, — я пошел разгребать завалы. А то ведь некоторые люди тут и вправду работают. А не только фигней страдают.
— Хорошо, Буч. Но у меня к тебе будет небольшая просьба.
— Просьба? Что еще за просьба?
— Возьми в подсобке краску и перекрась всю новую взрывчатку в зеленый.
— Чего?! — психанул Буч. — Почему я должен нянчиться с этим огромным ребенком? Пускай сам ее красит! А еще лучше — пусть научится читать и различает взрывчатку, как это делают все нормальные люди! По буквам и цифрам! Для этого и существует маркировка, блин!
— Буч, — нахмурился Макс. — Это не просто просьба.
— Так, все, — выступила я в роли рефери, — взрывчатку покрашу я. Где она, эта подсобка? Микки, пойдем, покажешь мне, где краска…
34
Первое знакомство с бандой показало мне, насколько сложно быть ее главарем и находить подход к каждому человеку. Несмотря на свой буйный нрав и ненависть к компромиссам, Макс определенно точно знал, как и с кем себя нужно вести, чтобы тебя слушали. Чтобы члены банды не выходили из-под контроля и строго выполняли приказы босса.
Так, компьютерного гения по имени Буч надо было хвалить. Он и вправду был умным, квалифицированным специалистом, но соседство с такими сумасшедшими товарищами приводило его в ужас. Впрочем, как и меня. Как итог, мы с Бучем выглядели белыми воронами на фоне остальных и именно мы казались остальным обитателям берлоги настоящими фриками. Хотя в реальности все было с точностью до наоборот.
Но к Асафе у Чернова был совершенно иной подход. Рот у ямайца не закрывался, наверное, даже во сне. И он не скупился на колкости ни для соплеменников, ни для самого главаря. За что регулярно получал по морде. А я-то не по наслышке знаю, как легко можно вывести Макса из себя. Тем не менее, Асафа острил и острил, препирался и препирался, вызывая на себя гнев не только Макса, но и всех окружающих. Неужели, ему все это нравится?
А вот к Микки Макс относился иначе. С этим «огромным ребенком», как удачно выразился Буч, нужно было вести себя, как… с шестилетним мальчуганом. Он был ранимым и замкнутым в себе, вспыльчивым и обидчивым, но при этом не мог утолить в себе жажду экспериментов. Которые нередко заканчивались плачевно. Как для него, так и для окружающих.
— Микки, — решила я задать вопрос, который мучил меня вот уже который час, — а почему у тебя на затылке эта надпись?
Горе-подрывник отложил в сторону валик и зеленую краску. А затем лаконично ответил:
— Просто я люблю мою маму.
Собственно, именно это у него на голове и было выбито. Пожалуй, самая странная татуировка из всех, которые мне приходилось видеть.
— О. Я так и подумала. Мама — это главное. Не так ли? — грустно улыбнулась я, подумав о собственной матери. Вот только думать особо было нечего. Я ее не помню. И такими отношениями, как у Микки, похвастаться не могла.
— Я люблю свою маму, — повторил Микки и о чем-то вздохнул. — И она тоже меня любит. Очень-очень. Мама всегда меня любила и говорила, что я самый умный.
— Пф… — еле сдерживался Буч, убирая цех после взрыва.