Посмеиваясь, он набрал короткое сообщение сестре:

«Твой парень-эксгибиционист?»

Г вен откликнулась сразу:

«Он интроверт! И очень рассеянный».

Морган автоматически набрал: «Так любишь его?», но помедлил и стёр. Ответ был очевиден.

Несмотря на позднее время, отец всё ещё не вернулся. Свет горел только в холле и в столовой – декоративные лампы из рисовой бумаги. Пахло сердечными каплями и лавандовым маслом. Донна, похоже, ушла: пальто исчезло с вешалки. Этель сидела за столом с кружкой ромашкового чая, болезненно выпрямив спину, и листала в полумраке альбом с репродукциями Сезанна.

– Ты встретился с Гвен?

– Да, – кивнул он и сразу попытался увести разговор в сторону от опасной темы: – Я познакомился с её парнем, точнее, с будущим супругом. Ты его ещё не видела?

– Только на фотографиях, – откликнулась мать, и глаза её с любопытством расширились. – И как тебе он?

–Очень любит её, – произнёс Морган, осторожно подбирая слова. – Эрудит. Разбирается в кофе. И в специях тоже, кажется, неплохо готовит. Полуфабрикаты из холодильника точно исчезли. Дома у Гвен стало очень уютно. Похоже, ценит семью – большую часть времени рассказывал о своём брате, Сириле.

Этель неожиданно рассмеялась:

–Вивиан и Сирил, надо же! Упадок искусства лжи… – добавила она загадочно, почти дословно повторяя слова рыжего Аполлона. Как

выяснилось, стеснительного интроверта. – Ах, у старшего поколения Айлендов определённо было чувство юмора. Возможно, этот Вивиан не такая уж плохая партия для нашей Гвен. Особенно если учесть, что он умеет готовить. К слову, дорогой, ты не голоден? Донна немного приболела, но ужин приготовить успела. Крем-суп из брокколи с острым перцем и паста из оливок на хрустящих хлебцах – то, что ты

любишь.

Оливки Морган любил только в коктейлях, но уточнять благоразумно не стал и сходил за чашкой супа. Этель словно бы позабыла о безобразном скандале с Годфри, об иске и маленькой внутрисемейной войне. Плотные шторы были задвинуты, отсекая звуки улицы и отсветы далёких фонарей. Запах лаванды, резкий поначалу, смягчался, уходил в нежную сладость. Часы в нагрудном кармане царапались размеренно и сонно.

А потом раздался телефонный звонок.

Это оказался Дилан. Он говорил отрывисто, точно перекрикивая помехи, хотя слышимость была идеальная.

– БратецМо? Что-то ты хрипишь, не простудился? – весело поинтересовался он. – У вас там вроде с погодой всё нормально… Отец

не дома?

Это «у вас там» отозвалось под диафрагмой, как отсроченная боль сильного удара.