Когда я захожу в узкий, заставленный машинами двор, на улице совсем стемнело. На нашей кухне горит свет, значит, Лену накрыл очередной вечерний жор, и она что-то готовит.

Не переставая идти, я лезу в сумку за ключами, и когда поднимаю голову, утыкаюсь взглядом в лоснящиеся бока черного Мерседеса. Сердце начинает бешено гудеть, а икры напротив становятся слабыми. Не стоять, дышать, идти. Разве я сомневалась?

Мирон выходит из водительской двери, смотрит, как я приближаюсь. Несмотря на любую мою установку, при взгляде на него дребезжит и вибрирует все тело. Его лицо серьезное, он смотрит без улыбки, и мне снова приходится напоминать себе не сомневаться.

— Привет. — Ключи, которые я держу руке, выдают мое волнение нервным звяканьем, и я машинально убираю их в карман.

Вместо ответа Мирон распахивает пассажирскую дверь, наклоняется. Когда он поворачивается ко мне лицом, в его руках — не меньше сотни белых тюльпанов. На одном из наших первых свиданий я сказала, что не люблю розы, потому что в детстве шип проткнул мне палец.

— Красивые… и тяжелые… — я прижимаю букет к себе и пытаюсь рассмеяться, но из горла вылетает лишь хриплый смешок.

— Ты записалась на курсы? — голос Мирона звучит мягко, глаза ярко мерцают.

— Сегодня первое занятие. Откуда знаешь?

— Твоя веселая соседка сообщила.

Я улыбаюсь.

— Вы, наконец, познакомились. Лена очень хотела.

— Она там что-то печет. Уговаривала меня зайти.

Повисает пауза. Мирон смотрит на меня, а я, конечно, смотрю на него. Говорят, тюльпаны не имеют запаха, но те, что у меня в руках — исключение. Они пахнут весной.

— Мне нужна была пауза, Тати. Ты меня знаешь: полумерами довольствоваться не умею. Если брать — то все, а мы, вроде как, подошли к определенной черте. Нужно было решить: либо с головой в тебя, либо обратно. Врать не буду — стало немного страшно.

— Сейчас тоже страшно?

— Хер его знает. Ушел с головой.