Шкуб"Дук пожал плечами, хрипло откашлялся, а потом уставился на Дага.

— Что я получу взамен? Ты знал, куда идешь, маг.

— Знал, — коротко бросил Даг и сунул руку под плащ. Вытащив оттуда какую-то мутную склянку, он протянул ее гоблину. — Три капли развести в стакане с водой. И неделю будешь бегать, как мальчишка.

Гоблин подслеповато прищурился.

— Здесь больше, чем три капли, — заметил он.

— Надолго хватит, — согласился Даг. — Достойная плата.

— Хех, да ты меня за дурака принимаешь! — воскликнул гоблин. — Я знаю, что это за средство! В Городе такого не достать даже за целое состояние!

— Издалека привез, — коротко буркнул Даг. — Специально для тебя.

— Ну-да, ну-да… а девчонка твоя чего молчит? На площади, я слышал, соловьем заливалась!

— Трепещу, — честно ответила я, не уточняя, что не перед величием этого полудохлого коротышки, а от злости.

Откуда, позвольте узнать, Даг притащил эту склянку? И что значит «специально для тебя»?

— Это правильно, трепетать — ваше второе призвание. Держись мужика, девка, авось не пропадешь. С таким-то языком. Из любой ямы вытащит.

Угу. Вытащит. Пусть сначала закопает!

Но я предпочла промолчать, сообразив, что такими темпами до сказки мы доберемся к завтрашнему вечеру.

— Мы ждем легенду, — спустя несколько минут молчания, в течение которых я старательно делала вид, что слова гоблина меня совсем не тронули, а Шкуб"Дук жадно разглядывал склянку, напомнил Даг.

— Легенду. О Мертвеце, говорите? Ну ладно, детишки, слушайте. В незапамятные времена, когда Город Тысячи рас еще не был построен, а святые леса фейри пылали от пожаров сотни войн, где-то за морем жил человек. Воришка, любящий шариться по чужим карманам. Имени его никто не знает, да и не такой жизнью он жил, чтобы имя в веках гремело. Но так уж случилось, что помер он не от старости. Прирезали его за кошелек. Или задушили в порыве ревности. Или утоп он, свалившись с мостков. Не помнит уже никто, да нечего об этом помнить. Жил пустой жизнью, да и умер, как собака, вот что помнить надо. А оказавшись там, куда попадают все грешники, ибо грешником он был почище меня, решил он вдруг ожить. И пока все демоны Геенны решали, кому же достанется его душа, залез он к одному из них в карман, да и вытащил оттуда монетки с профилем Падшего. А потом прошмыгнул между зазевавшимися карателями, да и был таков. Нашел он в Геенне другого демона, падкого на денежки. И выложил перед ним богатство свое, взамен попросив вернуть его в мир живых. Демон подумал-подумал, да и согласился. Но поставил условие: что вор тот все монеты, до одной, в Геенне должен оставить. Вернулся наш воришка в мир, да и дожил до старости. Только вот мало, кто знает, что жизнь его была еще порожнее прежней. Ни радости он ни вкусил, ни злости, ни страха, ни любви. Так еще и несколько монет из Геенны прихватил, пожадничал, не все тому демону отдал. Носил их с собой всю ту не-жизнь, что выторговал. А потом помер во второй раз, и что с ним стало, не знает никто. Видно, во второй раз обмануть властителей Геенны у него не получилось. А демон тот, что оживил его, осерчал на обманщика, да и проклял монеты, что пришли с ним в мир. И теперь, кто коснется их, платит тот давний долг Мертвеца, который не хотел умирать. Отбирают монеты у хозяина жизнь, высасывают его досуха, лишают воли, заставляя гнить заживо. Никогда не бери чужого. Не прикасайся к монетам с вычеканенным профилем Падшего. Не будь жадным. И тогда проклятье Мертвеца тебя никогда не настигнет.

Повисла тишина. Гоблин закончил свой рассказ, и теперь со снисходительным нетерпением ждал, когда мы с Дагом уйдем и оставим его наедине с чудодейственным средством.

А я возьми и ляпни:

— Так гоблином же был ваш воришка. Чего вы его человеком окрестили?

Дага затрясло.