Обед начался славно: я помогала расставлять праздничный сервиз и резать хлеб, Лидка перекидывалась шутками с дядей Севой, мама стругала тонкими ломтями рыбу, а нарядная разрумянившаяся бабушка разливала борщ, который настоялся и благоухал на всю кухню.

– Если бы вы знали, как я мечтал у себя на станции об этом самом домашнем борще, – там лишь консервы, лапша да сушеные овощи без вкуса! – уминая вторую тарелку, умиленно говорил дядя Сева.

Мама угостила Марусю хрящиками из борща, но та отвернула морду. А потом и вообще тихо ушла с кухни.

– Какая воспитанная собака – не клянчит у стола! – восхитилась мама.

– Ну! Маруська – гениальная собака: и сторож, и друг! – похвастался дядя Сева.

Я же нервно ждала момента, когда все примутся за второе…

Мама разложила по тарелкам винегрет и котлеты, я предложила всем хлеб и домашнюю горчицу.

Бабушка надкусила котлетку, пожевала и наморщила лоб. Затем задумчиво поковыряла вилкой винегрет и сказала:

– Сашенька, принеси мне, пожалуйста, очки. Они лежат у телевизора.

Я в ужасе лягнула дядю Севу ногой под столом. Он сразу сориентировался и с удвоенной силой стал заливать что-то смешное про Север, одновременно нахваливая котлеты.

– Я не нашла, бабушка, твоих очков, – соврала я, боясь даже смотреть в ее сторону.

Тут Лидочка вышла к себе в комнату за книгой… И через минуту квартира огласилась леденящим душу двойным воплем! Причем Лида вопила басом, а Маруся виртуозно брала высокие ноты.

– Лида! – вскричала бабушка.

– Маруся! – взвыл дядя Сева.

Все повскакали с мест и кинулись к Лиде в комнату, цепляясь в коридоре за оленьи рога и огибая забившуюся в угол Марусю.

О ужас! Перед нами была картина, достойная кисти художника, как любит говорить бабушка!

На замечательном зеленом, с длинным ворсом, паласе Лидочки громоздились огромные кучи, украшенные сверху плохо переваренным горошком из винегрета… Словно на этой искусственной «лужайке» порезвился крот!

И тут бабушка стала хохотать! Отсмеявшись и вытерев выступившие слезы, она сказала: