Новая жизнь не стала слишком лёгкой, хотя и невыносимой ее тоже назвать было нельзя. Деревенские привыкали к вновь пришедшей знахарке долго и не без труда, но в конце концов всё наладилось - более или менее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Новая деревня оказалась довольно большой и густонаселенной, больше, чем мне показалось тогда, при первом взгляде на нее в полумраке. Был здесь и свой кузнец, и стеклодув, и лавка с городскими  товарами. Правда, после такого краткосрочного, однако разрушительного и злого мора привычный ход жизни был существенно нарушен, но ненадолго. 

Работы было много, и с людьми, и со скотиной - знахарка обычно отвечала еще и за хворую деревенскую живность, от кур до коров. В целях поддержания легенды первое время я частенько  бродила по лесу и собирала травы, благо, начавшийся зленник изобиловал различной зеленью и первыми цветами. Какие-то травы, конечно, просто знала, какие-то собирала по подобию тех, что увидела в оставшемся от прежней знахарки доме. Заваривала больным безвредные травяные чаи и отвары, на ходу придумывая заговоры и приговорки. 

Меня привычно, по старинке, побаивались - но и благодарных людей было тоже немало. Дом починили, построили добротную будку для тьмы - исполинской "собачке" удивились, но особо к ней не присматривались. Приносили продукты и разные нужные в быту мелочи. Правда, даже самые доброжелательные отношения нельзя было назвать дружескими - не будет нормальный человек приятельствовать со знахаркой, ведьмой, ведуньей...

Танита, к счастью, росла довольно спокойным ребёнком. По лесам я носила ее с собой, примотав к спине своеобразный короб, который, по моей просьбе, сплел старший сын старосты Гремера. И к тем больным, что не могли прийти ко мне сами, брала малышку с собой. 

Однажды, примерно полгода спустя после моего появления в деревне, выходя из дома бабушки лассы Пиланы, красивой русоволосой женщины старше меня на седьмицу лет, мы столкнулись с ее маленьким сыном, потянувшимся к крошке Ните. Дети смотрели друг на друга с интересом, мальчик неуверенно потеребил круглые вязаные шарики-помпоны на Нитиной шапке - такие научила меня вязать мать.

- Отойди! - окрикнула мальчика ласса Пилана. И добавила тихо, но я услышала. - Ведьмино отродье...

- Услышу хоть раз что-то подобное в адрес своей дочери - прокляну, - сказала я. - Вся деревня бесплодной останется. Моя дочь - не я, искры у нее нет. За меня ответа она не несёт.

Женщина побледнела от ужаса и попятилась, хватая своего ребенка за руку. А я вздохнула. Никто и не обещал, что будет легко. Да и Тама была права. Иногда последствия своих проклятий мы осознаем слишком поздно.

***

/четыре года спустя/

Я возвращаюсь к себе, чувствуя безграничную усталость - целую ночь и день провела на ногах, работая с коровьим стадом, подхватившим какую-то на редкость хитрую, цепкую хворь. Усталость при лечении животных не та, что от людей, мягче, теплее, но она есть, давит на плечи. Не будь этой ночью новолуния - уже бы свалилась. Но в это время тьма особенно сильна.

Тороплюсь домой. Дочка весь день одна. Правда, за неё я спокойна, моя тьма - самый надёжный охранник. И все же, Ните только пять лет.

Несмотря на разительное внешнее сходство с Саней, светлые волосы и голубые глаза, задорно вздернутый курносый нос и круглые мягкие щёчки, по характеру малышка была совершенно иной. Молчаливая, очень серьёзная, улыбалась редко, говорила мало. Сидит вон на поваленном дереве - оно у меня вместо скамейки - читает одну из книг, что мне привез из города староста, а на ветке над головой, в трёх-четырёх локтях сидит наш ворок. Пару лет назад Ворк опять как-то нашёл меня да так и не улетает. Умная птица. 

Читать Нита любит, уже год как выучилась, да ещё и беззвучно, только губами шевелит - хотя вряд ли понимает сюжет, детских книг здесь нет. Но ей нравится сам процесс сложения букв в единое слово, а слов в предложение.

В объятия ко мне не кинулась, но книгу отложила, подошла и уткнулась лбом в ноги, а я потрепала ее по волнистым пшеничным прядям.

- Мама...

Сердце внезапно словно бы захлебнулось от болезненной, горькой, щемящей нежности и - вины, и я присела на корточки, обнимая Таниту за худенькие плечики. 

И вдруг замерла. В руке девочки был крепко зажат большой красный леденцовый петушок на деревянной палочке. 

- Нита, откуда это?