— Заходи. Минут сорок у меня есть. Или ты пообедать меня зовёшь? Так я только за.

Обычно сотрудники управления столовались в ресторане «Перевозчик», что находился на улице Луначарского, у подножия холма, на котором возвышался бывший Дом Культуры, но, поскольку рядом, на площади 9 Января, находились и Экономсовет и штаб Ополчения, то в этот час свободных мест там, скорее всего не было. Безусловно для Гедевана хозяин заведения расстарался бы, но Лиза знала, что Валерка не любил подобные привилегии. Как она подозревала, мнение ребят, по-прежнему работающих «в поле», значило для Терёшина очень много. А потому они отправились в другую сторону — в кафе «У бабы Любы», что каждую весну выставляло свои столики у Посада, на набережной Тверцы. Идти, конечно, было существенно дальше, но что такое дополнительные двести метров, когда на небе ярко сияет весеннее солнышко, погода тёплая и собеседник хороший? Сущая ерунда, правда?

— Ну, английская королева, давай, рассказывай, чем тебя Андреич пытал? — из конторы они вышли через боковые ворота, что смотрели на мемориал погибших во время Великой войны и сейчас спускались по тропинке с холма на Гражданскую.

— А то ты не знаешь? И как тебя на аналитике вообще держат, с таким тупизмом? — подтрунивали они друг над другом постоянно, но сегодня её, как говорится, несло. Лиза это понимала, но ничего поделать с собой не могла.

— Так тему я знаю, мне детали интересны. О чем мне потом сплетни сочинять?

— Ой, а то тебе не о чем? Придумаешь ещё одну байку про грозного Следопыта Занозу. Делов-то?

— А почему сразу про Занозу? — заметив, как она вскинулась, Валера в примиряюще-защитном жесте выставил перед собой открытые ладони: — Спокойно, мать! Я единственный психоаналитик в этом регионе и меня нельзя просто так убивать! — при этом он скорчил налице такую просяще-унылую физиономию, что Лиза вначале фыркнула, а спустя секунду рассмеялась:

— Псих, точно! И аналитик! Но если внимательно посмотреть на твоё лицо, то любому сведущему в медицине будут заметны явные признаки дебильности! — и она показала Терёшину язык. — С чего вы все решили, что у нас с Ильёй что-нибудь опять будет! Не нужна я ему, как впрочем и он мне! — и она громко продекламировала: — Прошла любовь! Завяли помидоры! Сандали жмут, и нам не по пути!

— Ню-ню… — недоверчиво буркнул Валера. — Лизка, если бы я был слепым или действительно дебилом, то твои отмазки, может, и проканали бы. Но извини, уродился я в шибко умного папу и очень хитрую маму, так что сказки можешь кому другому рассказывать!

— Валер, я понимаю, что ты о друге печёшься, но поверь, что то, что мы несколько лет назад в «письки-попки» поиграли, ничего не значит! Жить с ним я не могу, а он — со мной! — несмотря на всю экспрессию, она чувствовала, что вышло у неё не очень убедительно. По крайней мере не с таким собеседником как Гедеван:

— Ты сама-то в эту ахинею веришь?

Пожав плечами, мол понимай, как знаешь, Лиза попыталась сменить тему:

— Кстати, мы тут кое-что интересное по вашему фрукту накопали…

— Ты не увиливай! А честно признай, что не веришь!

— На детектор ты меня не посадишь, а Наташке я ничего специально не расскажу — пусть тебя немного попилит, отчего это лучшая подруга такой скрытной стала!

— Ладно, — сдался начальник аналитического отдела, — с тобой чтоб серьёзно разговаривать, надо таким же терпеливым, как Илюха, быть. Что там по фрукту?

— Вот, — обрадовалась Лиза, — теперь ты снова стал похож на великого и ужасного Гедевана — грозу врагов и опору трона! А то что такое, десять минут разговариваем, а ты ни разу о деле не спросил? Только сплетничаешь о моей личной жизни…

Валера с чувством сплюнул:

— Тьфу ты! Вот смотри, Казакова, не посмотрю, что кос у тебя не осталось! Оттаскаю за уши!

— Получишь сразу и от Наташки и от Ильи. Жена за измену сковородой попотчует, а друг — за сексуальное домогательство к объекту его страсти!