– Я не строю теории, я вижу, какой мир на самом деле! – оскорбился Михаил.

– Ага, только прокурорам нужно нечто большее, чем точка зрения. То, что она бодро скакала на своем прыщавом студентике, – не преступление, а так, разновидность фитнеса. Как ты доказал, что она причастна к убийству? А ты ведь доказал – они с Колесиным до сих пор сидят!

Михаил на пару минут задумался, потом отрицательно покачал головой:

– Нет, не помню. Но и ты не сачкуй! В записях все есть. Читай, пока не разучился это делать. Помню, там было такое доказательство, что даже эта гадюка отвертеться не могла… И помню, что это было как-то связано с Александрой.

– Э… чего?

– Ничего, читай!

Яну не хотелось снова тратить часы на изучение десятков страниц, исписанных мелким почерком, а хотелось получить ответы здесь и сразу. Но он слишком хорошо понимал: если Михаил уперся, из него ответы и клещами не вытянешь.

Пришлось сменить тему:

– А ты не помнишь, как звали того студентика, которого в рекреационных целях использовала Лауж?

– Вот еще не хватало его помнить! Он был никто.

– В этом я как раз не уверен. – Ян бросил взгляд в окно и увидел приближающуюся к дому сиделку. – Ладно, бывай, там доблестная хранительница тебя возвращается, а мне без Андрея с ней общаться не особо хочется.

Так они обычно прощались. Ни разу за все годы, что Михаил провел в пансионате, он не просил своих детей задержаться – ни в моменты прояснений, ни в привычной уже апатии. Он принимал их с царским терпением, как будто это было нужно им, а не ему, и легко отпускал.

Но сегодня что-то изменилось.

– Погоди, – велел Эйлер-старший.

– Что еще?

– Тот медик мафиозный, Андрей… Он Саше кто?

– Живут они вместе, – пояснил Ян.

– Она его любит?

– Думаю, да.

– Тогда она попытается все испортить, – хмыкнул Михаил. – Моя дочь все-таки! Самых любимых я сильнее всего отталкивал и обижал.