Первые лучи солнца нежно ласкали бежевые занавески. Аля раздвинула их и полюбовалась рассветом. Утро начинается.

Девушка включила чайник и открыла узкий шкафчик с кучей разнообразных баночек. Каждая была любовно подписана. На крышках красовались связанные крючком шапочки или отороченные кружевом салфеточки.

Покрутила в руках баночку с чабрецом. Потом отставила, взяла мяту и ромашку. Может, Вера и не совсем не права. Может, и правда, присмотреться к Сергею.

Эти размышления прервала вошедшая на кухню мама:

— Ты чего так рано?

— Я открываю сегодня, мне к восьми ехать, — бодро соврала Алька.

Еще не совсем проснувшаяся мать пристально вглядывалась в лицо дочери. Доверие? Нет, это не для нее. Она должна все знать наверняка.

— Телефон что с собой таскаешь?

Аля стиснула зубы, но постаралась не нагрубить — и так отношения были крайне натянутые:

— Вера с утра писала. Отвечала ей.

— Твоя Вера хоть знает, который час у нормальных людей? Где ее в этот раз черти носят? Что у нее случилось?

Аля уже не пыталась спорить с мамой про нормальность и ненормальность. Ей жизнь подруги казалась куда более интересной, чем собственная и, в глубине души она мечтала сорваться с места на год, или больше. На целую жизнь, как и Вера… Но каждый раз, когда подруга предлагала ей поехать вместе, отвечала, что у нет денег, нет времени, да и образование совсем не то. Вера сначала спорила, потом перестала. И предлагать перестала.

— Чего молчишь? Спишь еще, что ли?

Аля в своих мыслях и позабыла о маме.

— Не, не сплю. Просто задумалась.

— Что-то стряслось у твоей Верки? — мама с трепетом сняла с полки чашку из тонкого фарфора и поставила на плиту турку.

— Нет, у нее все хорошо. Мне странный сон снился.

— Опять? Я тебе который раз говорю — сходи к Андрею Евгеньевичу!

— Мама, — Алька приобняла мать, — мои сны не настолько странные, чтобы идти к психиатру.

— Я же не говорю, что он будет тебя лечить. Так, выслушает, снотворное, может, посоветует.