— Значит, раньше вы никому об этом не рассказывали? Даже на исповеди?

— Нет, ваше преосвященство. Никому, кроме Климента, я ничего не рассказывал.

— Но ведь вчера вы говорили с секретарем Папы?

— Да. Но я говорил иносказательно. Он ничего не понял. Вы ведь читали мое письмо?

— Да, — солгал Валендреа.

— Значит, вы знаете, что и там я сказал не все.

— Что заставило вас сделать копию письма сестры Люсии?

— Трудно объяснить. Вернувшись от Папы, я увидел, что слова отпечатались на блокноте. Я помолился, и что-то подсказало мне, что надо обвести их и восстановить текст.

— И зачем вы столько лет хранили их?

— Я сам себе задавал этот вопрос. Не знаю зачем, но хранил.

— А почему вы решили написать Клименту?

— С третьим откровением обошлись плохо. Церковь нечестно ведет себя по отношению к верующим. Я не смог промолчать, что-то заставило меня высказаться.

Валендреа быстро глянул на Амбрози и заметил, что тот слегка склонил голову вправо. Туда.

— Давайте пройдемся немного, — сказал он, взяв Тибора под руку. — Расскажите, почему вы приезжаете в эту церковь.

— Я до сих пор не понимаю, как вы меня нашли, ваше преосвященство.

— Ваша любовь к уединенной молитве всем известна. Мой помощник навел справки, и ему рассказали о вашем еженедельном ритуале.

— Это святое место. Католики молятся здесь уже пятьсот лет. Здесь находишь утешение. — Тибор помолчал. — И еще я приезжаю сюда из-за Богоматери.

Они шли вслед за Амбрози по узкой тропинке.

— Объясните.

— Мадонна сказала детям из Фатимы, что в первую субботу месяца нужно проводить искупительную молитву. Я приезжаю раз в неделю, чтобы совершать свою искупительную молитву.