14 августа 1935 года Юлиус Штрайхер, редактор антисемитского листка Der Stürmer, выступал перед 25 тысячами гостей крупнейшего в стране зала для общественных мероприятий — берлинского Шпортпаласта. Стрелы его гнева были обращены в сторону Соединенных Штатов, возмущенных еврейскими погромами, только что прокатившимися по центру столицы рейха. «Людей за границей волнует происшествие на Курфюрстендамм[16]. Однако там, насколько мне известно, не был убит ни один еврей. Может быть, в иностранных государствах лучше поинтересуются судами Линча в Америке? Мы не указываем на казни афроамериканцев, так что пусть и нас не трогают, когда мы проводим по улицам нарушителей расовой чистоты. В Германии расовые проблемы решаются правовыми средствами».

^{Юлиус Штрайхер}

Конечно, слова Штрайхера о «правовых средствах» не стоит принимать за чистую монету: к тому времени государство почти открыто поощряло насилие против евреев. Однако упоминание судов Линча не случайно. Аргументы типа «а у вас негров линчуют!», таким образом, появились куда раньше советской антиамериканской пропаганды. Они были широко распространены и в нацистской Германии 1930-х годов. Сложное и противоречивое отношение идеологов рейха к насилию над афроамериканцами раскрывает многие механизмы гитлеровского режима, его расовой политики и практик насилия.

Дикари или невинные жертвы расизма?

Какое место афроамериканцы занимали в мире нацистов? В расовой иерархии национал-социализма они стояли в самом низу, максимально далеко от арийского и нордического идеала. Причем чернокожие жители Африки для Гитлера не отличались от афроамериканцев, пусть даже последние жили в городах, работали врачами, учителями и так далее.

Надо сказать, что немцы следовали стереотипам, распространенным как в Европе, так и в Америке: в то время обычным делом было считать афроамериканцев ленивыми, нечистоплотными, интеллектуально неполноценными, сексуальными хищниками, склонными к преступному поведению. Нередко образы афроамериканцев сближались с образами евреев: между «дикими нравами» чернокожих и стереотипными представлениями о евреях как о насильниках и сутенерах все чаще проводились аналогии — в обоих случаях «дикари» якобы угрожали «телу» белой расы. Одновременно под эти предрассудки подводили «научную» основу в виде расовых теорий. Подкреплялись они и медицинскими исследованиями, где «объективно» демонстрировалось, что афроамериканцы и евреи особо подвержены венерическим заболеваниям, туберкулезу и множеству инфекций.

Политические учреждения рейха, а также многочисленные службы, отвечавшие за расовую политику, уделяли внимание не только еврейскому вопросу, но и афроамериканскому. В МИДе, например, собирались подробные досье по расовой сегрегации, евгенике и смешению этносов в странах всего мира: не только по дискриминации чернокожих жителей Америки, но и по политике Австралии против аборигенов, стерилизации саамов в Скандинавии, расовым представлениям японцев. Особый интерес у будущих специалистов по еврейскому, польскому и цыганскому вопросам вызывал передовой опыт американской науки: в межвоенные годы именно евгеника США давала остальным странам пример принудительного контроля над рождаемостью. Нацистские юристы, готовившие законы о вреде потомства физически и умственно отсталых людей для общества, вполне могли читать правовые акты американских штатов, предписывавшие насильственную стерилизацию «неполноценных».

^{«Дерево евгеники»}

И все же афроамериканцы вызывали особое любопытство нацистов. Слишком многое сошлось в этой группе: насильственное перемещение за тысячи километров от родины, связь с политическим и экономическим неравенством в самой богатой стране мира, амбивалентное отношение американских белых (от восторга до презрения). Некоторые нацистские идеологи были зациклены на скрещивании белых, чернокожих и индейцев: они утверждали, что такого рода «расовый хаос» указывает на внутреннюю слабость США и предрекает распад государства. Они пугали немцев тотальной негроизацией населения Штатов, а потом и всего мира. Не менее опасным казалось просачивание культуры чернокожего населения в общемировую (чарльстон, джаз и так далее), вызывавшее бурное негодование, например, у Пауля Банга, статс-секретаря министерства экономики в первом правительстве Гитлера.