Я повернулся к Валентину и продемонстрировал ему свою добычу.

— Можно?

Он оторвался от своего бокала, который наконец наполнил почти доверху.

— Эту мочу? — он скептически скривился.

— Моча это «Ячменный колос», — парировал я. — А этот напиток чешские пивовары приготовили с любовью и заботой из отборных семян по старинным рецептам.

— Хе! — Валентин широко улыбнулся. — Когда-то за такие слова могли припечатать — и припечатывали — «низкопоклонство перед Западом», а потом загоняли туда, куда Макар своих телят не гонял.

— Это когда было, — я развел руками. — Сейчас Чехословакия это вполне себе Восток, Варшавский договор, СЭВ, социалистический лагерь. Так что я лишь по достоинству оцениваю продукцию пивоваров дружественной нам страны.

— Тоже верно, — он кивнул — то ли моим словам, то ли чему-то своему, — но этот напиток в наших магазинах большая редкость…

— Я бы даже сказал, что его там нет, — несколько невежливо перебил я. — Но хотя бы «Жигулевского» полно, что немного примиряет с окружающей меня действительностью. Так можно?

— Да бери, думаю, Михал Сергеич не будет против, — махнул свободной рукой Валентин и опрокинул в себя сразу половину стакана.

— Не буду, — раздался голос от двери.

Мы оба посмотрели в том направлении — там стоял Михаил Сергеевич собственной персоной и слегка улыбался.

— Добрый день, — сказал я и чуть увереннее сжал в руке бутылку «Будвайзера».

— Да, добрый, Егор, — старик кивнул. — Я не буду против. А вот Виталий, может, и станет возражать, поскольку это его собственность, притащил откуда-то. Но его сегодня с нами нет, так что возможные возражения мы отвергнем большинством голосов. Ведь так?

— Конечно, — улыбнулся в ответ, привычно поддел ключами крышку бутылки, сделал первый глоток…

И едва не потерял сознание от буйства почти забытого вкуса.

***

В моём будущем некоторые слои населения считали, что советское — значит, лучшее, в полном соответствии с лозунгом, который я не раз видел в этом времени на фасадах домов. Но любое обобщение суть ошибка, как было сказано в том учебнике философии, по которому обучали будущих заборостроителей. Что-то из советского действительно было неплохим — поэт не зря писал, что в области балета мы впереди всей планеты. В этом времени мне нравились хлеб и газированный «Дюшес», которому его потомок из будущего в подметки не годился; я также был в восторге от тех напитков, которые продавали почти в каждом продовольственном из высоких стеклянных конусов — было в них что-то натуральное и полузабытое.

Но произведенные в СССР машины, одежду, обувь и пиво к лучшему никак отнести было невозможно. Впрочем, я и им ставил три балла из пяти — просто за попытку.

Ситуация с пивом меня раздражала больше всего. В силу профессии я не был фанатом крепких напитков, но вот чем-нибудь слабоалкогольным, светлым или нефильтрованным свои вкусовые сосочки баловать любил. И после своего попадания в прошлое я по выработанной за годы привычке начал пить пиво, но из всего, что я попробовал за прошедший месяц, относительно хорошим оказалось только то самое «Жигулевское», которое мы с Аллой разделили на концерте «Кино». Всё остальное было просто плохим; иногда спасала хорошая компания — как было, когда мы сидели с ребятами в скверике и неспешно тянули дурацкий «Ячменный колос» из бочки, — или хороший разговор — как было пару раз у нас с Жасымом.