– Ты имеешь в виду, помимо того, что до родов мне придется лежать в постели? Конечно, у меня все чудесно.

Мэдди взяла со стола эхограмму и снова стала ее рассматривать.

– Просто невероятно! Значит, тебе запрещают слишком много двигаться, потому что он может выпустить пулю?

– Да. Очевидно, это может быть опасно, и они не хотят проникать в матку до его рождения.

– Что ж, эта эхограмма стала очень популярной. Твой ребенок прославился еще до появления на свет.

– Да уж, и мне это очень не нравится. Постараюсь сделать так, чтобы он об этом ничего не узнал.

– Не станешь ему рассказывать?

– Конечно, пока ему не исполнится лет двадцать-двадцать пять.

Мэдди улыбнулась ей:

– Сэнди, я так рада, что все обошлось относительно благополучно. Что тебе пришлось пережить!

– Ну, не больше твоего, когда тебя похитили и когда ранили Зака.

– Ох, Сэнди, я бы умерла, если бы мне пришлось пережить Зака, как тебе, когда ты думала, что потеряла Тристана.

– Я тоже могла бы умереть, если бы не малыш. – Сэнди погладила свой огромный живот.

– Ты такая храбрая!

– Вовсе нет. Уж кто настоящий храбрец, так это Тристан.

Мэдди бросила взгляд на дверь.

– Он выглядит довольно хорошо.

– Ему уже лучше. Из-за этой беготни он едва не потерял оставшиеся мышцы на левой ноге. И пока еще он не набрал прежний вес. Ему приходилось каждую неделю тратить по нескольку часов на слушания дела, показания и интервью, но следствие все-таки доказало, что голос на магнитофонной записи принадлежит Вернону Ли.

– Да, я ведь тоже с самого начала участвовала в этом деле, поэтому просматриваю записи о ходе следствия.

– Но Тристану не дает покоя мысль, что отсутствуют доказательства смерти Ли. Вряд ли он успокоится, пока не найдут его тело.