Днём я держался, и к своему стыду, старался не думать о том, что творил. Ибо размышления о прошлом вели только к одному — наказанию. Наказанию себя самого. Я знал, чем это может закончиться: петлёй на шее.
Но я не был настолько слаб и потому гнал подобные мысли прочь.
В грибной роще царствовал споропад. Тусклые, мёртвые закорючки падали то тут, то там, и усеивали болото своими трупами. Я шёл быстрым шагом, зачастую перепрыгивая с одной более-менее сухой кочки на другую, радовался каждому протяжённому участку твёрдой земли и с отстранённым интересом разглядывал округу.
Я уже успел попривыкнуть к местным «красотам» и знал, что не стоит приближаться к светящимся кустам мха-паразита. В нём жили клопы, зелёные и быстрые, они готовы были порвать любого, кто к ним сунется. Но стычек с ними было легко избежать, просто на просто — не приближаясь.
Падающие с высоты, редкие, почти невесомые споры вызывали странный эффект. Постоянно чудилось что на периферии кто-то двигается. Было тяжело к этому привыкнуть, но время отличный наставник.
В сердце рощи, у гриба королевы матери, эти самые споры были полны жизни и пропитаны силой. Красиво светились, в своём спиральном падении с головокружительной высоты. Раскрашивали белоснежные дороги из переплетённой грибницы, яркими, горящими искрами.
Здесь же грибница медленно гнила где-то под землёй, воняла и порождала чудовищ. А грибы что были связаны ею в единую сеть, рождали лишь мёртвые споры.
Королева мать Эй’ри учила меня и учила быстро. Она знала, что в моей голове сидит «друг» ИскИн который «всё запоминает за меня». Каждый день за исключением самого первого, мы разучивали одно из грубых заклинаний. Все они были смертоносны или направлены на выживание. И каждый день я пробовал их в поле, выходил со стражами поохотится на жуков. Забирался на самый край грибной рощи или путешествовал на головокружительной высоте, зачищая от паразитов одну из массивных грибных шляпок.
Моё настроение выплясывало жуткие танцы. Я слишком долго был носителем проклятого дара и теперь заново испытывал все те эмоции, которых был лишён. Ежедневные путешествия помогали отвлекаться.
В воздухе появился новый запах, и я замер. Слишком задумался, слишком расслабился… вокруг поселилось напряжение. Пахло горячим воском, но никаких свечей тут не было и в помине.
— Сантэр мортулиссс…
Всякая битва требует сил. Но не на всякой битве следует появляться.
Выученные слова я произнёс шёпотом. Нужные знаки воссоздал левой рукой, а правую по привычке положил на пояс, словно желая ощутить под ладонью приятную рукоять Легиона. Вот только клинка у меня больше не было.
Заклинание отвода глаз скрыло меня от внимания большинства восприимчивых существ. Я немедленно сдвинулся правее, почти прижался к поверхности гриба, затаился, внимательно осматриваясь, и именно в этот миг сверху пожаловал тот, от кого пахло воском.
Я увидел прямо перед лицом чужое пепельное брюхо, точно копирующее цвет поражённых скверной грибов. Оно было жёстким и ребристым, сквозь натянутую кожу было видно, как многочисленные лапы твари двигаются.
Паук, втрое превосходящий меня по размерам, медленно спустился с наклонной поверхности, лишь чудом не задев меня своими конечностями.
Оказавшись на земле, он замер, застыл, бесшумным, серым изваянием, окрашенным в зелёные оттенки, раскиданного по болоту, светящегося мха.
Минуты текли своим чередом. Отвод глаз исправно тянул из моей нейронной сети силу, а я не решался сдвинуться с места. Теперь вместе с очищением королевы матери, я стал потеть при виде опасности. Мой лоб покрылся испариной, хотя я не мог сказать, что боюсь. Уже навидался.
Вблизи запах воска был оглушительным и почему-то отдавал лекарственной горечью. Паук простоял неподвижно несколько минут и в окружающем нас сумраке он выглядел безобразной кочкой, поросшей частоколом угловатых растений. На паука в таком положении, тварь совсем не смахивала.
Чувствуя, как капля пота, вызывая щекотку, катиться по моему виску, я всё же дождался, когда паук сдвинется. Он рванулся вперёд одним смазанным движением, молниеносным и совсем не похожим на его прошлую медлительность. В болоте кто-то пискнул, в стороны полетела грязь.